Виктор Гюго - Что я видел. Эссе и памфлеты

Мы могли бы умножить эти замечания и постараться показать, в чем, на наш взгляд, заключаются недостатки новой драмы, созданной сэром Вальтером Скоттом, особенно ее развязки; но у романиста, вероятно, нашлись бы в свою защиту доводы гораздо лучше тех, с помощью которых мы бы на него напали, и наше слабое оружие вряд ли справилось бы со столь сильным противником. Мы ограничимся лишь одним замечанием: острота по поводу прибытия короля Людовика XI в Перонн, которую он вложил в уста шута герцога Бургундского, принадлежит шуту Франсуа I, и произнес он ее в 1535 году, когда Карл V был проездом во Франции. Только эта острота принесла бессмертие бедному Трибуле, надо ее ему оставить. Мы также полагаем, что хитроумный способ, который применяет астролог Галеотти, чтобы ускользнуть от Людовика XI, был изобретен примерно за тысячу лет до этого неким философом, которого хотел умертвить Дионисий Сиракузский 3. Мы придаем этим замечаниям не больше значения, чем они заслуживают. Мы только удивлены тем, что на совете в Бургундии король обращается к кавалерам ордена Святого Духа, который Генрих III основал только сто лет спустя. Мы думаем также, что орден святого Михаила, коим благородный автор награждает своего храброго лорда Крауфорда, был учрежден Людовиком XI лишь после его освобождения из плена. Пусть сэр Вальтер Скотт позволит нам эти мелкие хронологические придирки. Одерживая небольшую победу педанта над столь прославленным археологом, мы не можем запретить себе ту невинную радость, которая овладела его Квентином Дорвардом, когда он выбил из седла герцога Орлеанского и дал отпор Дюнуа, и мы попытались бы попросить у него прощения за нашу победу, как просил Карл V у Папы: «Sanctissime pater, indulge victori». [15]

Если дела еще какое-то время пойдут таким образом, то скоро во Франции не останется других национальных памятников, кроме тех, что содержатся в «Живописных путешествиях по старой Франции», где соперничают в изяществе, воображении и поэзии карандаш Тейлора и перо Ш. Нодье 1, имя которого да будет позволено нам произнести с восхищением, хотя он порой произносил наше с дружбой.

Пришло время, когда никто уже больше не может хранить молчание. Всеобщий вопль должен призвать, наконец, новую Францию на помощь старой. Все виды надругательства, деградации и разрушения разом угрожают тому малому, что остается нам от тех восхитительных памятников Средневековья, в которых запечатлелась старая национальная слава и которые неразрывно связаны как с памятью о королях, так и с традициями народа. Между тем как огромные средства тратятся на возведение каких-то убогих сооружений, которые имеют смешную претензию быть греческими или римскими, но не являются ни теми, ни другими, иные восхитительные и оригинальные здания рушатся так, что об этом даже не соблаговолят осведомиться, и, однако, единственная их вина состоит в том, что они французские по происхождению, истории и цели. В Блуа государственный замок служит казармой, и прекрасная восьмиугольная башня Екатерины Медичи обваливается, погребенная под каркасом кавалерийской казармы. В Орлеане только что исчезли последние следы стен, которые защищала Жанна. В Париже мы знаем, что сделали со старыми башнями Венсенского замка 2, которые составляли такой великолепный ансамбль с донжоном. Аббатство Сорбонны, такое изысканное, с таким орнаментом, рушится сейчас под ударами молотов. На прекрасной романской церкви Сен-Жермен-де-Пре, с которой Генрих IV наблюдал за Парижем, было три единственных в своем роде шпиля, украшавших силуэт столицы. Два из них угрожали обрушиться. Нужно было их укрепить или снести; решили, что легче снести. Затем, чтобы соединить насколько возможно, этот почтенный памятник с дурным портиком в стиле Людовика XIII, который загораживал портал, реставраторы заменили некоторые из старинных часовен маленькими бонбоньерками с коринфскими капителями в стиле бонбоньерок Сен-Сюльпис; и выкрасили остальное в прекрасный канареечно-желтый цвет. Готическому собору в Отене был нанесен такой же ущерб.

Когда мы проезжали через Лион два месяца назад, в августе 1825 года, прекрасный цвет, который века придали собору примасов Галлии 3, также исчезал под слоем розовой краски. Еще мы видели, как разрушают рядом с Лионом знаменитый замок де Л’Арбрель. Я ошибаюсь, владелец сохранил одну из башен, он сдает ее общине, она служит тюрьмой. Крозет, маленький исторический городок в Форезе, разрушается вместе с усадьбой д’Айекур, господским домом, в котором родился Турвиль, и памятниками, которые украшали Нюрнберг. В Невере две церкви одиннадцатого века служат конюшней. Там была и третья, того же времени. Мы ее не видели; когда мы там проезжали, она уже была стерта с лица земли. Мы полюбовались у двери хижины лишь двумя романскими капителями, свидетельствовавшими о красоте здания, от которого остались только они. В Мориаке разрушили старинную церковь. В Суассоне позволяют обваливаться великолепному монастырю Сен-Жан и двум его столь легким и столь оригинальным шпилям. Каменотес выбирает материалы в этих прекрасных руинах. То же безразличие проявляется по отношению к очаровательной церкви Брена, снесенный свод которой позволяет дождю проливаться на королевские могилы, которые находятся там.

В Шарите-сюр-Луар, рядом с Буржем, некогда стояла романская церковь 4, которая своими размерами и богатством архитектуры могла бы поспорить с самыми знаменитыми соборами Европы; но она наполовину разрушена. Она опадает камень за камнем, столь же безвестная, как восточные пагоды в песчаных пустынях. В день там проходит шесть дилижансов. Мы посетили Шамбор, эту Альгамбру Франции 5. Он уже колеблется, разрушенный небесными водами, которые просачиваются сквозь мягкий камень его лишенных свинца крыш. Мы со скорбью заявляем: если срочно об этом не позаботиться, пройдет совсем немного лет, и подписка на возвращение наследия, которая, безусловно, заслуживала того, чтобы стать национальной, и которая вернула шедевр Приматиччо стране, будет бесполезна; и останется ничтожно мало от здания прекрасного, как дворцы фей, и огромного, как дворцы королей.

Нам сказали, что англичане за триста франков купили право забрать все, что им понравится, из развалин восхитительного аббатства Жюмьеж. Таким образом, у нас повторяются осквернения лорда Элджина 6, и мы извлекаем из них прибыль. Турки продавали только греческие памятники; мы делаем лучше, мы продаем наши. Утверждают еще, что такой красивый монастырь, как Сен-Вандрий, был распродан по частям, я уж не знаю, каким невежественным и алчным владельцем, который видел в памятнике только каменоломню. Proh pudor! [16]В то самое время, когда мы пишем эти строки, в Париже, в том самом месте, где расположена Школа изящных искусств, деревянная лестница, которую украсили резьбой великолепные художники четырнадцатого века, служит лесенкой для каменщиков; восхитительные столярные изделия ренессанса, некоторые из которых еще и расписаны, покрыты позолотой и гербами, деревянные обшивки стен, двери, вырезанные столь тонко и изящно, украшающие замок Ане, разбиты, сорваны, свалены в кучи на полу, на чердаке, вплоть до самой прихожей субъекта, имеющего наглость именовать себя архитектором Школы изящных искусств и в своей непроходимой тупости ходящего прямо по ним каждый день 7. В то время как мы ходим в такую даль и платим так дорого за украшения наших музеев!