Н. Денисов - Огненный крест

Приехали причащать и исповедовать новоокрещенного! Меня то есть. Как и подтвердили мне сопровождающие, теперь уже совсем как равноправного.

Открыли амбарные замки Старого храма. Крестные говорили вполголоса: что следует делать. Были: отец Павел, крёстные и цыганка Вера Вейка-Кривцова. Поджарая, экспрессивная, с огоньком! А какой, знать, была в своей цыганской молодости! Где-то раздобыла, возможно, принесла с собой, просфорку: «Положено скушать!.. И надо подать записку священнику, чтоб помянул «за здравие» твоих, ждущих тебя, в Тюмени!» Так и сделали.

Потом отец Павел отвел меня в угол, сказал, что будем исповедоваться. Не знал я – о каких грехах рассказывать. Вроде, большинство поступков представлялись мне негреховными.

– Жену, близких случалось обижать? Случалось...

Кивал. Было.

– Совершал ли поступки недостойные?

– С кем не случается...

– Ленился ли, когда надо было встать пораньше, поспешить на помощь другу...

– Нет, отец Павел, в этом деле у меня твердое правило: не просыпать!

– Ладно... понимаю... Но все мы грешны во многом, если по размыслить хорошенько... Покайтесь, покайтесь... Бог простит... Бог поможет!

...Когда мы попали в столкновение двух девятибалльных циклонов в Беринговом море, когда сухогруз наш клало на левый борт, когда крен этот доходил аж до тридцати восьми градусов, а вся штормовая ситуация грозила оверкилем, то есть переворотом вверх дном, выручил, конечно, Господь Бог. Дошли до спасительной Авачинской бухты. Дошли. Вспоминать потом страшно было, что молча! – перечувствовали.

И еще выручил боцман Сылка с ребятами из палубной команды. Парни в жуткой свистопляске волн и снега буквально висели над бортом, над кипящей пучиной, крутили ломиками толстую проволоку, укрепляли сместившийся на палубе пакет контейнеров с дорогим радиооборудованием. Закрепили. Вымокли. Продрогли до костей. Им бы по стакану хоть этого церковного вина, а лучше спирта! Капитан пожадничал. На кромке гибели пожадничал...

А Бог, он и тут помог: парни даже насморк не подхватили!

Прощай, Каракас.

Я улетал. Впереди были посадки в Санто-Доминго, Гаване, Канаде, Ирландии. А там Москва и – недалеко до Тюмени.

В самолете прочел еще раз письмо Натальи Александровны Ольховской, которое она передала мне в последние часы перед отлетом: «Редко сочиняю. А эти строки вылились прямо из сердца. Правда, понимаю, коряво, но всё от души... На путь далёкий – да хранит Вас Господь! – благословляю.

Разум говорил о невозможном, а сердце надеялось на новую встречу.

Помню точно: было начало апреля 1941 года. В отделении общей полиции города Белграда, где я к той поре работал, мне дали приказ сделать обыск в доме, в котором предполагали найти шпионский материал. В компании нескольких сыщиков, согласно предписанию, я поехал в ближний от столицы Югославии городок Земун. Взяв понятых, мы пошли по адресу. На мой звонок в дверях возник высокий господин, который, выслушав меня, надменно ответил:

– Я начальник организации «Сокол» и никто не имеет права делать обыск в моем доме!

Решительно оттолкнув хозяина, мы вошли в дом, оставив нескольких сыщиков для наружного наблюдения. Решительности мне придавало то, что в полиции было известно о немецком происхождении хозяина этого дома, переменившего фамилию на югословенскую. Собственно, не «войдя», а вломившись стремительно в жилище, я толкнул в прихожей первую попавшуюся под руку дверь и в комнате, обставленной хорошей мебелью, книжными шкафами, увидел молодую женщину, дочь хозяина, читавшую какое-то письмо. Мгновенно перехватил руку женщины:

– От кого письмо?

– От моего жениха!

Да, письмо было от мужчины, как выяснилось, от офицера авиации из Словении, полное секретных военных сведений.

В комнате женщины мы нашли много фотографий военных построек, другие секретные материалы. И я арестовал женщину, как выяснилось потом в отделении полиции, работавшую на немецкую разведку. Началось следствие.

В воскресенье, 6 апреля 1941 года, рано утром немецкие самолёты начали бомбардировать Белград. Для всех – полная неожиданность! Для армии – тоже. Воздушные атаки повторялись одна за другой. Бомбили военное министерство, казармы, управление полиции, тюрьмы, железнодорожную станцию, базары и другие объекты. Хаос во всем городе. В этой суматохе кто-то выпустил арестованных, и шпионка, задержанная мной несколько дней назад, скрылась.

После пяти дней частичных сопротивлений национальной армии Югославия капитулировала. Немцы оккупировали большую часть страны, другие части достались Италии, Болгарии, Венгрии. В западной местности, где жило много хорватов, образовали «Независимую Хорватию» с тоталитарным правительством. Черногория была объявлена тоже независимой, но фактически оккупирована итальянцами. В Сербии создали правительство, подчиненное Германии, с сербским генералом Недичем во главе.

Первый приказ немецкой оккупационной власти гласил, что все евреи, проживающие в Белграде, должны зарегистрироваться в комендатуре и в канцеляриях местной полиции, и что неисполнение приказа будет караться смертной казнью.

Следом «посыпались» другие грозные приказы. Один из них предписывал всем служащим учреждений, которые занимались поддержанием порядка и безопасности в стране, вернуться на свои рабочие места.

Других дел у меня не было и я вернулся в управление сербской полиции Белграда. Да, теперь город из столицы растерзанной на части Югославии превратился в столицу Сербии.

Вскоре я встретил на улице сыщика, который был раньше моим подчиненным и присутствовал при аресте той злополучной женщины-шпионки. Он мне сказал, что она работает теперь секретаршей шефа белградского гестапо. И что его уже в гестапо допрашивали, пристально интересовались и мной. Он солгал немцам, что не знает обо мне ничего, а в тот день он просто случайно оказался при обыске в известном мне доме...