Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию

Янг, описав Россию лета 1917 года, отметил растущую дезорганизацию экономики, что он лояльно ставил в вину старому режиму, но не Временному правительству. Он очень живо воспроизводит интересный разговор, который у него состоялся в июле 1917 года с норвежским генеральным консулом в Архангельске, прожившим многие годы в саране (он сменил на этом посту своего отца). «Почему союзники не оставят в покое этих бедных русских?» — спросил он. Янг «привел шаблонные аргументы английской точки зрения о необходимости ведения войны до Конца и т. п.» Норвежец ответил: «Но они больше не в состоянии вести войну». Тогда Янг спросил, как же следует поступить союзникам в этих условиях? «Предоставьте русских самим себе, — был его ответ. — Скажите им: прощайте, дорогие люди! Мы понимаем ваши трудности, но у нас имеются свои собственные, и мы не можем больше околачиваться здесь. Покидаем вас ради своих важных дел. Но если мы когда-либо сможем быть вам полезны, дайте нам знать». Янг заключает: «Мои патриотические чувства были уязвлены, и все же в душе я соглашался с тем, что в словах норвежца есть доля истины».

Октябрьская революция в Петрограде не сразу изменила ситуацию в Архангельске. После того как мятеж генерала Корнилова против Временного правительства был подавлен, большевики в Архангельском совете 21 сентября 1917 года добились принятия резолюции, осуждающей сотрудничество с буржуазией [20] Мымрин Г. Е. Октябрь на Севере, с. 49. . При этом они имели перевес в 66 голосов против 44. Но реальная власть в Архангельске и других городах губернии оставалась в руках местных органов, находившихся под контролем буржуазии, которая пользовалась полной поддержкой со стороны офицеров-монархистов. В деревнях господствовали эсеры. Городская дума и антибольшевистские группы в Архангельском совете создали некий «революционный комитет» и осудили Октябрьскую революцию. Об этом сообщила печать, которую контролировал «революционный комитет». Лишь после нескольких дней ожесточенных обсуждений Архангельский совет 17 ноября все-таки принял резолюцию, признающую власть Совета народных комиссаров в Петрограде. Однако и после перевыборов большинство в Совете все еще сохранялось за меньшевиками и эсерами. Выборы во Всероссийское Учредительное собрание в декабре вновь показали, что, хотя большевики располагали абсолютным большинством в рабочих районах Архангельска, в целом в городе и по всей губернии антибольшевистские партии получили подавляющее число голосов.

Жизнь в Архангельске продолжала идти по-старому. В мае 1918 года в город прибыла правительственная ревизионная комиссия в составе сорока человек. Ее сопровождал отряд из тридцати трех латышских стрелков. По словам М. С. Кедрова, старого большевика, возглавлявшего комиссию, «трудно было поверить, что власть в течение целых семи месяцев находилась в руках Советов». Функционировали учреждения времен монархии и Временного правительства, городское самоуправление, военно-промышленные комитеты, земские управы (представлявшие преимущественно мелкопоместное дворянство и кулачество). Власть в Архангельске фактически была в руках буржуазии, которая не сидела сложа руки, поскольку Архангельский совет существовал номинально и вся деятельность в городе осуществлялась под контролем эсеро-меньшевистского большинства вкупе с Городской думой. Со времен Керенского, как установила комиссия, там ничего не изменилось. Выплачивались деньги священникам за преподавание в школах закона божьего, выдавались деньги на содержание церковного причта и пособие на топливо; офицеры, продолжавшие проживать в городе, не имея на то разрешения, получали квартирные и т. д. Выплачивались проценты по царским займам — и все это в нарушение советских законов.

Не удивительно, что Янг в течение этих первых месяцев не ощущал, что произошли исторические перемены. В его весьма отрывочном дневнике сохранились записи того времени. «Революционный комитет взял в свои руки власть в Архангельске», — пишет Янг. Мы уже знаем, что это не означало каких-либо существенных перемен в городе. 24 ноября Янг записал, что посетил председателя Архангельского совета для. выяснения вопроса об охране британских граждан и их имущества. 28 ноября французский и американский консулы явились к нему, чтобы «обсудить обстановку». Два дня спустя: «Заходил Кемп, очень встревоженный. Хочет, чтобы я отправил В. и других женщин на родину». 2 декабря: «Три женщины уезжают, местная газета публикует сообщение об отъезде всех англичан». 5 декабря: «Проктор возвращается (из Петрограда)». 6 декабря: «Проктор прибыл в панике». Смысл этих записей становится ясным, когда мы читаем воспоминания Янга. Он пишет, что Кемп был одним из «страшных паникеров в союзных миссиях». «Кемп служил в Китае во время „боксерского восстания“ [21] Восстание крестьянской и городской бедноты в Северном Китае в 1899–1901 годах. Являлось высшим этапом в стихийной борьбе китайского народа против империалистического проникновения в страну. , и в силу своего поверхностного знакомства с Россией он судил о русском народе, очевидно, так же, как о китайских „боксерах“. Его вечно преследовали кошмары вторжения в посольства и консульства». Сходную характеристику Проктора можно найти в документах британского министерства иностранных дел. Близким другом Проктора был один коммерсант, который благодаря знанию русского языка и деловой сноровке «стал прямо-таки оракулом в британских военно-морских миссиях в вопросах русской действительности, совершенно ему незнакомой», После февральской революции Проктор стал «опаснейшим паникером», которому повсюду мерещились убийства. После того как «герои в серых шинелях» отказались продолжать сражаться на условиях союзников, он еще более озлобился. Октябрьская революция, естественно, усилила его тревожные настроения. «Он трепал нам нервы, отрывал от важных и срочных дел, предсказывая неминуемую гибель, и, уж конечно, его не нужно было уговаривать последовать за союзными миссиями в более спокойные края».

Ирония, с которой Янг описывает этих людей, становится понятной, если прочесть, что он писал год спустя в газете «Таймс» (6 января 1919 года), обращаясь все к тому же Кемпу, ставшему вице-адмиралом. «Что касается британских резидентов в Архангельске, то я могу со всей ответственностью заявить: их не только не притесняли, но им были предоставлены привилегии и льготы, на которые они не могли и рассчитывать! Я уверен в том, что, если бы они имели возможность высказать свое мнение, они горько жаловались бы не на большевиков, а на дипломатических представителей союзных стран за то, что они бежали под прикрытие пушек, предоставив английским мужчинам, женщинам и детям самим искать спасения от надвигающихся волн интервенции» (сам Кемп бежал с союзной миссией 17 декабря 1917 года). Янг продолжает: «Все мы жили месяцами в страхе, боясь массовых насилий по подстрекательству немцев, но меня не страшила возможность произвола по наущению или с одобрения ответственных советских властей. Я рад представившемуся случаю заявить, что советские представители всегда были отзывчивы и относились с вниманием к нашим обоснованным требованиям в отличие от невежливых и чванливых чиновников Российской империи».