Михаил Делягин - Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

Организуя уничтожение российского здравоохранения и образования, Медведев декларирует нормальность стремления учиться и лечиться за рубежом. Думаю, появление такого стремления в России он полагает своей заслугой.

Его рассуждения о здравоохранении и образовании свидетельствуют, что он не имеет представления о деятельности собственного правительства по уничтожению этих сфер, — или же обладает цинизмом, до которого далеко даже Чубайсу и Березовскому. При этом он не сознает специфику этих отраслей, рассматривая и как обычный бизнес, игнорируя их суть как инструментов созидания нации и человеческого потенциала, в которых потребитель не способен оценить качество «услуг», а цена ошибки неприемлемо высока как для него, так и для общества.

Говоря о пенсионной системе, Медведев вместе с остальными либералами игнорирует как факт повышения производительности труда (благодаря чему один работник при нормальной организации экономики должен выдерживать большую пенсионную нагрузку, чем полвека назад), так и причину пенсионного кризиса.

Агитируя в скрытой форме за повышение пенсионного возраста, Медведев не хочет обсуждать регрессивность шкалы обложения оплаты труда, из–за которой россиянин платит тем больше, чем он беднее. Либералы превратили Россию в налоговый рай для миллионеров (включая себя, любимых) и налоговый ад для остальных. Богатый человек может снизить налогообложение доходов до 6 % (как индивидуальный предприниматель) и даже ниже (операциями с ценными бумагами), а человек с доходами ниже прожиточного минимума будет отдавать более 39 %. Установив для большинства запретительно высокий уровень обложения доходов, либералы выталкивают его «в тень», — а теперь хотят лишить возможности доживать до пенсии.

Медведев, судя по его грезам, считает это нормальным, — и по мере сил поддерживает этот процесс. Заявления премьера необходимости развития судов и ответственности органов власти ярко оттеняют, например, «дело Васильевой», показавшее: коррупция — самый эффективный бизнес. Не стоит забывать и усилия самого Медведева, позволившего коррупционерам откупаться за взятки, на которых их поймали, из взяток, на которых их не поймали, — и, вероятно, вместе с премьером считать это «системой ответственности за принимаемые решения».

Утверждая, что Россия «по многим социально- экономическим параметрам является развитой страной», Медведев тактично не называет эти параметры: если они и вправду сохранились, то в основном вопреки, а не благодаря его трудам.

И, наконец, косноязычно резюмируя «выводы о происходящих изменениях в мире и в стране», Медведев не замечает, что перечисляемый ими «ряд приоритетных задач, решение которых необходимо для устойчивого развития страны», отнюдь не «вытекает» из этих выводов.

Похоже, это проблема не уровня образования или интеллекта, а самого типа сознания, — которое американцы политкорректно называют «альтернативным».

В «интеллектуальной кухне» премьера Медведева, так доверчиво и самовлюбленно распахнутой перед читателями, более всего поражает патологическая неспособность к заявленному в первом же абзаце анализу.

Похоже, для него в принципе не существует ни причинно–следственных связей, ни потребности в обосновании высказываемых мыслей.

Он перечисляет изменения мира, — как серфер, скользя по поверхности явлений и не интересуясь, чем они вызваны и что значат.

Он рассказывает о возросшей неопределенности, — похоже, не догадываясь, что она вызвана переходом мира в новое состояние, для которого не работают старые представления, и свидетельствует не о некоей имманентной интеллектуальной беспомощности человечества, а лишь об отчаянной необходимости как можно быстрее выработать новые, адекватные новой реальности теории и инструменты познания.

Он делает фундаментальные утверждения (вроде невозможности быстрого ухудшения или улучшения состояния России), — похоже, не подозревая о необходимости хоть чем–то обосновывать свои утверждения.

Эта энергичная и самодовольная интеллектуальная катастрофа руководит нами и во многом определяет нашу жизнь, а главное — жизнь наших детей.

Что можно еще сказать о либеральном клане, фронтменом которого во власти остается Медведев?

Какие еще нужны доказательства того, что сохранение у власти либералов, служащих глобальным спекулянтам и монополиям, несовместимо не то что с прогрессом, но даже с самим сохранением нашей страны, нашего общества и самой нашей цивилизации?

Элитой общества с управленческой точки зрения является его часть, участвующая в принятии и реализации важных для него решений или являющаяся примером для массового подражания.

Подобно тому, как государство является мозгом и руками общества, элита служит его центральной нервной системой, отбирающей побудительные импульсы, заглушающей при этом одни и усиливающей другие, концентрирующей их и передающей соответствующим группам социальных мышц.

В долгосрочном плане главным фактором конкурентоспособности общества становятся его мотивация и воля, воплощаемые элитой.

Предательство ею национальных интересов фатально: в глобальной конкуренции его можно сравнить лишь с изменой, совершаемой командованием воюющей армии в полном составе.

Строго говоря, этот феномен не нов. Один из ярчайших (и притом относительно недавних) его примеров дала царская охранка, поддерживавшая организованное революционное движение в России ради расширения своего влияния и финансирования. Она ничуть не в меньшей степени, чем японская армия, немецкий генштаб и американские банкиры раздувала революционный костер, вышедший из–под ее контроля и спаливший все тогдашнее общество.

Ближе к нашим дням пример действия национальной элиты против своей страны дает опыт Японии конца 80‑х — начала 90‑х годов. Тогда в мире было два «финансовых пузыря» — в Японии и США, один из них надо было «прокалывать», и именно японская элита приняла решения, приведшие к «проколу» японского, а не американского «пузыря», от чего японская экономика толком не оправилась и по сей день. Причина — не только глубочайшая интеллектуальная зависимость от США, но и глубина проникновения японских капиталов в американскую экономику. Освоив американский рынок, японские корпорации справедливо считали ключевым фактором своего успеха процветание не Японии, а именно США, на рынок которых они работали, получая за это мировую резервную валюту.