Михаил Делягин - Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

Поразительно схожая ситуация наблюдалась во время «калийного скандала» 2013 года. Тогда «Уралкалий», создавший единую систему сбыта с «Белкалием», был обвинен белорусской стороной в попытке финансового удушения своего партнера с его последующим захватом, — схема, правдоподобная для олигархии. Дело привело к задержанию в Минске гендиректора «Уралкалия» Баумгертнера и диким обвинениям в адрес белорусских властей со стороны российских либералов, — но скандал удивительно быстро сошел на нет.

В этой истории неясно одно: ключевой человек в «Уралкалий», С. А. Керимов, отличается крайней осторожностью и продуманностью действий. Его репутация в России при всей нелюбви к олигархам исключительно высока — и подобная рода кавалерийская атака на Белоруссию неправдоподобна. На мой взгляд, он просто не мог совершить таких действий, не посоветовавшись с безусловным для себя авторитетом.

А председателем совета директоров «Уралкалия» очень кстати был один из самых авторитетных в России людей — Волошин.

Если предположить, что с ним советовались, логика вновь представляется безупречной: при захвате олигархом «Белкалия» он, по сути, захватывает Белоруссию, гак как все видят: он сильнее А. Г. Лукашенко. И тогда Белоруссия становится лакомой добычей для российской олигархии, — и для либералов, которые обслужат этот процесс политически и интеллектуально.

Если же олигарх терпит поражение, скандал резко ухудшает двусторонние отношения и серьезно тормозит постсоветскую интеграцию, — которая неприемлема для либерального клана.

Разумеется, эти и иные эпизоды могут иметь и другие обоснования, — но власть, подкрепленная интеллектом, редко уходит в песок.

Главная особенность Волошина — ясное, незамутненное стратегическое мышление. В любой ситуации он скрупулезным анализом выявляет ключевое звено и концентрирует на нем все силы, проявляя феерическое упорство и неимоверную изобретательность.

Единственный подлинный стратег в современной России, он отличается предельно простым и демократичным стилем общения. Не прощая глупости и разглашения информации, конфиденциальность которой, на его взгляд, собеседник должен понимать, он с охотой делится ею с известными и понятными ему людьми.

Если Россия рухнет во власть либерального клана, Волошин вновь будет оказывать определяющее воздействие на нашу судьбу, — точнее, на судьбу того быстро сужающегося круга людей, которому удастся выживать в условиях нового уничтожения нашей страны.

Гайдар стал символом либеральных реформ, нанесших России вред, сопоставимый с гитлеровским нашествием, — а по некоторым параметрам (например, по степени деморализации и разложения общества) и превысившим его последствия. Он вписал себя в историю нашей страны навсегда (или, по крайней мере, на все время существования у России истории), — и потому заслуживает внимательного рассмотрения.

О преклонении перед ним введенной им во власть либеральной тусовки свидетельствует не только бюст, установленный в вестибюле ясинской Высшей школы экономики, этого «рассадника либеральных реформаторов», и памятник у входа в Библиотеку иностранной литературы, но и повседневный пиетет, которым до сих пор окружено его имя. Один из видных российских политологов, например, еще в 2010 году был изгнан с государственной радиостанции за недостаточно почтительные отзывы о Гайдаре, данные ему в ходе интервью автором этих строк.

Гайдар — внук двух известных писателей: Аркадия Гайдара (Голикова) и Павла Бажова. Как и во многих других либеральных реформаторах, в нем соединились две противоположные традиции разорванной гражданской войной России.

Ее ужас, живо переживавшийся людьми того поколения и не вытесненный до конца даже адом Великой Отечественной, сегодня трудно себе представить. Мало кто из стыдивших молодежь хрестоматийным «да Гайдар в 16 лет полком командовал!» знал, что в 18 лет его уже лечили в психиатрической клинике. По некоторым сообщениям, дед либерального реформатора был исключен из ВКП(б) с формулировкой «за нечеловеческую жестокость», а «бандой Гайдара» в Хакасии пугали детей еще и в 60‑е годы. В его книгах в виде ребенка–убийцы проскальзывают страшные тени того времени, а в дневнике, среди зашифрованных сообщений о снах «по схеме 1» или «по схеме 2» вдруг, как прорвавшийся крик, — «снились люди, убитые мной в детстве». Хотя упоминание о «людях», а не о «врагах», значит многое. В мирную жизнь так и не вписался, тяжело болел, много пил, отчаянно любил детей, для которых написал действительно великие и прекрасные книги, рядом с которыми можно поставить только книги Александра Грина. В 1941 году его категорически отказались брать в армию, но он пошел на фронт военным корреспондентом «Комсомольской правды», попадал в окружение, ушел в партизанский отряд и героически погиб, ценой своей жизни предупредив товарищей о фашистской засаде.

Его сын, Тимур Аркадьевич Гайдар (по некоторым версиям, приемный ребенок), начавший служ

бу подводником, стал военным корреспондентом «Правды» и дослужился до звания контр–адмирала. Насколько можно судить, сыграл большую роль в налаживании отношений советского руководства с революционным руководством Кубы, затем — в событиях Карибского кризиса, во время которого его семья находилась на Кубе (в его доме бывали Рауль Кастро и Че Гевара), а в конце 60‑х — начале 70‑х — в сохранении Югославии нейтральной и социалистической страной.

Гайдар, родившийся в 1956 году, в силу работы отца много жил за границей: с 1962 по осень 1964 года на Кубе, с 1966 по 1971 год в Югославии. Там он не только занимался шахматами и даже выступал в юношеских соревнованиях, но и заинтересовался проблемами развития экономики, в частности, возникновения дефицита.

Таким образом, Егор Гайдар вырос в номенклатурной советской семье весьма высокого уровня. Биографы подобострастно отмечают, что еще в школе, изучив «теории Маркса», он счел их «архаичными» по сравнению с поверхностным учебником «макроэкономике» Самуэльсона и даже с трудами Адама Смита, творившего за сто лет до Маркса, но его письма свидетельствуют о восторге от «глубины мысли» классиков.

Окончив школу с золотой медалью, Егор Гайдар поступил на далеко не самый популярный, именовавшийся в кулуарах «спортивно–экономическим» факультет МГУ. Он интересовался конкретными деталями работы плановой экономики и потому специализировался на отнюдь не престижной кафедре экономики промышленности. Получив «красный диплом», остался в аспирантуре и в 1980 году, — вероятно, по горячим следам неудачной попытки хо–зяйственной реформы 1979 года, — защитил кандидатскую диссертацию «Оценочные показатели в механизме хозяйственного расчета производственных объединений (предприятий)».