Михаил Делягин - Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

Хорошо помню, что даже в 1996 году, в относительно стабильной ситуации, практически на любой вопрос из серии «что делать?» он отвечал одинаково: сократить бюджетные, и в первую очередь социальные расходы. Гайдар — человек, полностью сформированный логикой «убийц национальных экономик» из МВФ, никаких других ответов у него просто не было, — и, как показала его последующая жизнь, он их так и не нашел (хотя весьма сомнительно, что у него когда–либо вообще возникала потребность искать другие ответы).

Ведь социальные расходы являются потерянными для глобального бизнеса деньгами: в отличие от средств крупных коррупционеров, выплаченные врачам и учителям деньги не будут выведены из страны и не станут финансовым ресурсов глобального бизнеса. Поэтому социальные расходы — вопиющая бесхозяйственность, которую надо минимизировать (как и расходы на экономическое развитие, которые может создать конкуренцию глобальному бизнесу и потому являются для него и обслуживающих его либералов опасным вредительством).

9 декабря 1992 года Ельцин предложил съезду кандидатуру Гайдара в обмен на установление законом порядка, при котором назначение министров обороны, внутренних и иностранных дел происходит только с согласия Верховного Совета. Расширение полномочий парламента съезд принял с удовольствием, а вот Гайдара «прокатили».

Похоже, именно тогда Ельцин понял, что сотрудничать со съездом, делегаты которого ощущали за собой бедствующую разоренную страну и не были готовы идти на компромиссы за ее счет, у него не получится. Съезд оказался недоговороспособным, — причем в силу не столько своей громоздкости и политической алчности Хасбулатова, сколько своей демократичности.

На следующий же день Ельцин обрушился на съезд с критикой и пригрозил референдумом о доверии себе и съезду. Поскольку его авторитет оставался огромным, это была страшная угроза, и представители съезда договорились с ним о назначении на начало 1993 года референдума по новой Конституции России и о предложении им нескольких кандидатов для мягкого рейтингового голосования с последующим выдвижением в премьеры одного из трех, набравших максимальное число голосов.

Из пяти кандидатур Гайдар оказался на третьем месте с 400 голосами, уступив шедшим «ноздря в ноздрю» представителям ВПК и нефтегазового комплекса Скокову и Черномырдину (соответственно 637 и 621 голос) более чем в полтора раза. Продолжать продавливать Гайдара стало невозможно, Ельцин предложил Черномырдина, который и был избран, а Гайдар был отправлен в отставку.

Подготовить новую Конституцию для вынесения на референдум так и не удалось: интересы депутатов и Ельцина в ее части были противоположны, и при этом у них не было ни квалификации, ни должной мотивации, — не говоря уже о времени.

О моральных качествах «команды Гайдара» свидетельствует то, что, когда он покинул правительство, за ним вопреки торжественно данной на первом же заседании клятве «уйти всем вместе» последовал лишь один человек — Петр Авен, занявшийся бизнесом. Впрочем, возможно, на решение Авена повлияло то, что в августе Ельцин накричал на него на заседании правительства, задав риторический вопрос: «Неужели вы думаете, что что–то можете понимать лучше меня?» Это отражало внутренний переворот, свершившийся в Ельцине по сравнению с осенью 1990, когда он открыто гордился тем, что все работающие с ним люди умнее его. Самое же смешное и неприятное для Авена (правда, если он это понимал) заключалось в правоте Ельцина по обсуждавшемуся тогда конкретному вопросу.

Потеря власти далась Гайдару нелегко: домашние вспоминали, что он даже плакал после своей отставки. Он вновь возглавил свой институт, который теперь назывался «Институт экономических проблем переходного периода» и стал консультантом президента «по вопросам экономической политики».

Он сохранял большое влияние среди демократически ориентированной публики и стремительно крепнувшего класса предпринимателей и спекулянтов. Кто–то считал, что он честно хотел как луч–ше, кто–то — что ему не повезло, кто–то видел в нем наиболее последовательного выразителя своих интересов.

И в июне 1993 года Гайдар вошел в политику, возглавив исполком проельцинского демократического предвыборного блока «Выбор России», объединив сторонников продолжения радикальных экономических реформ по своим рецептам.

Однако у большинства общества в целом отношение к нему было ужасным.

Когда 16 сентября 1993 года Ельцин вновь назначил Гайдара первым зампредом правительства (Указ был подписан лишь через день после сообщения об этом, 18 сентября), это стало знаком того, что конституционный кризис необратим и будет обостряться, так как президент не отступит и не пойдет ни на какие компромиссы.

Фигура человека, либерализовавшего цены, возможность компромиссов исключала сама по себе.

Возможно, Ельцин и назначил Гайдара в качестве «последнего предупреждения», но в реальности оно стало красной тряпкой для быка: Верховный Совет увидел, что президент принципиально игнорирует его мнение и, если уступить, впредь так будет всегда.

Однако более вероятно, что назначение Гайдара было для Ельцина лишь естественным шагом в развитии кризиса: Ельцин доверял Гайдару, считал его рецепты правильными, ценил его готовность действовать с полным игнорированием общества. Кроме того, фигура Гайдара была для Запада докаП 931 зательством прозападности самого Ельцина и помогала ему получить поддержку «всего мирового сообщества» (то есть американской элиты) в предстоящем конституционном перевороте.

Принципиально важно, что Ельцин, несмотря на раздразнившие его шуточки Хасбулатова про алкоголизм, шел на переворот вполне осознанно. Дело было не только в вопросе о власти, но и в результатах социально–экономического прогнозирования, по которым политика реформ уже к весне 1994 года довела бы страну до массового протеста, в котором у Ельцина не осталось бы никаких шансов.

Чтобы победить в кризисе, его надо было форсировать, не дожидаясь естественного вызревания, —

что Ельцин и сделал.

Гайдар заменил Олега Лобова, бывшего первым зампредом и Министром экономики и переведенного в преддверии переворота на более соответствующую его опыту должность секретаря Совета безопасности.

На следующий день после подписания Указа № 1400, переведшего противостояние в открытую фазу, Гайдар был назначен исполняющим обязанности и Министра экономики.

Понимая обреченность либеральных реформ в случае мало–мальски демократического развития событий и будучи полностью зависим от Ельцина, Гайдар с самого начала занял по отношению к Верховному Совету жесткую агрессивную позицию. Именно он, несмотря на формально гражданский статус, был одним из инициаторов блокирования Дома Советов, отключения в нем связи и всех систем жизнеобеспечения.