Алексей Суворин - Е. Динерштейн. Публицист крайних убеждений

Редактировать газету согласился популярный исторический романист граф Е.А.Салиас де Турнемир. Предполагалось, что как чиновник ведомства Толстого он сумеет превратить "С. -Петербургские ведомости" в "Московские", если не по названию, то по духу. Но к новой для него роли он оказался совершенно не подготовлен.

Сын издательницы "Русской речи" Евгении Тур, пригласившей в свое время никому не известного провинциала Суворина в первопрестольную, он, следуя фамильной традиции, был не прочь воспользоваться его услугами и на сей раз. В письме к Баймакову он спрашивал последнего, не обратиться ли им для спасения газеты к Суворину, за которым пойдут и остальные бывшие ее сотрудники. "Что касается меня, то, чем более я думаю, тем более убежден, что надо сближаться с крайними, там таланты, а у моих много смирения и все блестит бездарностью", - писал Салиас [61].

Однако его приглашения никто из бывших сотрудников "С. -Петербургских ведомостей" не принял.

По свидетельству Баймакова, весной 1875 он вновь предложил "главным", по его выражению, сотрудникам Корша - Суворину и Э.К.Ватсону - вернуться в газету, но категорически возражал против утверждения "Московских ведомостей", что "хотел восстановить старую редакцию" [62]. Слухи об этом поползли с того момента, как редактором газеты стал сменивший Салиаса П.С.Усов. В делах Министерства внутренних дел сохранилась записка от 15 июля 1875, свидетельствующая об известной обоснованности этой версии:

"Около Усова снова собираются все прежние сотрудники Корша, - писал осведомитель. - Так, Буренин уже начал с прежней субботы писать свои фельетоны. Суворин тоже начинает свое сотрудничество с октября месяца, как это уже обусловлено редакцией. Г.Усов, человек очень мелкий и податливый на всякие уступки, к которым его вынуждают, кроме всего, прошлые долги, большею частью принятые на себя Баймаковым" [63].

Трудно обвинять Суворина в том, что нарушая данное в свое время слово, он собрался продолжить свою деятельность в "новых" "С. -Петербургских ведомостях". Ведь "Биржевые ведомости", издателем которых стал также бывший сотрудник коршев-ской газеты, заводчик и владелец верфи В.А.Полетика, мало чем отличались от газеты Баймакова.

В этот период Суворин находился на распутье. Под влиянием цензурных репрессий и притеснений "С. -Петербургских ведомостей" он мог радикализироваться, сблизиться с лагерем демократов, с которыми издавна поддерживал довольно тесные отношения.

Еще в начале 1860-х годов он через секретаря редакции "Современника" А.Н.Плещеева наладил контакты с сотрудниками этого журнала. Причастность к кругу "Современника" очень многое определила в жизненной позиции Суворина того времени. Да и сам он придавал завязавшимся связям с некрасовским окружением немаловажное значение. Недаром впоследствии, когда их пути окончательно разошлись, он вспомнил, казалось бы, случайный в его жизни эпизод, как в самом начале 60-х годов Салтыков-Щедрин и А.Н.Плещеев, планируя издавать журнал, пригласили его на совещание. "Мы вместе обедали в трактире. Но дело кончилось одним разговором" [64]. (Речь шла о затеваемом Салтыковым-Щедриным совместно с А.М.Унковским журнале "Русская правда").

Вновь кандидатура Суворина всплыла в мае 1872, когда А.А. Краевский, напуганный очередным предупреждением и приостановкой газеты "Голос" на четыре месяца, вознамерился продать свою газету. Некрасов и Салтыков-Щедрин, полагая, что Суворин, будучи связан с ними материально и идейно, поведет газету в общем с "Отечественными записками" направлении, предложили ему участвовать вкупе с ними в так и не состоявшейся сделке. Правда, Суворин, вспоминая об этом, уверял, что Некрасов, уговаривая его приобрести газету, советовал "вести ее так, как я сам понимаю" [65]. Но Салтыков-Щедрин, судя по тону его письма Некрасову, относился с явным предубеждением к этой затее [66].

Когда в 1874 Суворин остался не у дел, Некрасов попытался привлечь его к работе в "Отечественных записках", с тем чтобы он вел в них "свой фельетон". Но против этого выступили некоторые члены редакции (достоверно известно три имени: М.Е.Салтыков-Щедрин, Н.К.Михайловский и Г.З.Елисеев). По словам самого Суворина, при первом же разговоре с Салтыковым-Щедриным о возможности его сотрудничества в журнале, он понял, что тому этого не хочется. Предложение Некрасова рассматривалось редакцией 18 декабря 1874, и большинством голосов кандидатура Суворина была отвергнута [67].

Однако редакция "Отечественных записок" еще не исключила Суворина из числа членов своей "литературной партии". В ее планах проникновения (под псевдонимами) в существующие газеты и журналы ему отводилась определенная роль, как человеку, все же ей близкому. В частности Некрасов и его друзья всячески поддерживали сотрудничество Суворина в "Биржевых ведомостях". Но признать его полностью "своим" они не могли, и тому были веские причины.

Еще в начале 60-х годов, когда "Современник" воспринимался как центр всех оппозиционных сил, Суворин в частном письме заявлял, что "не разделяет вполне мнений этого журнала, как они не честны".

"Симпатия моя к "Современнику", - писал он Де-Пуле, - прежде всего основывается на плебействе, потом на вражде к деспотизму, к всякому насилию. Я признаю за "Совр[еменником]" ту услугу, что он отлично ведет свое дело".

Но поскольку журнал "не останавливается на североамериканском демократизме и допускает его как явление переходное, точно так же, как конституционалисты переходным элементом к конституции считают гласные суды, свободу печати по французскому образцу (от которой избави нас бог, как от чумы!), - вот тут и кончается моя связь с "Современником", потому что далее у него - социализм, а я думаю, что социализм в форме Прудона и Консидерана у нас немыслим" [68].

Аттестуя себя сторонником плебейского демократизма и противником утопического социализма, Суворин достаточно точно указывал границу, разделяющую его с журналом. Со временем она обозначилась еще резче, хотя сам Суворин этого явно не замечал. Во всяком случае, благодаря Некрасова за хлопоты, он писал ему 18 декабря 1874: "Относительно "Отечественных записок" <...> по моему крайнему убеждению, я мог бы там работать лишь в том случае, если бы Вы были там единственным распорядителем: с Вами я бы сошелся вполне <...>" [69]. С такой же легкостью он готов был сойтись и с Краевским, о котором шла речь в этом же письме. Видимо, за прошедшие 14 лет взгляды Суворина на журналистику настолько эволюционировали, что он внутренне уже был готов стать под любое знамя, лишь бы оно вело к жизненному успеху.

Несмотря на неудачу, попытки Некрасова привлечь Суворина к совместной работе на этом не кончились. В одном недатированном письме этого периода А.Н.Плещеев писал ему о необходимости переговорить "по поручению Некрасова" [70]. В другом, от апреля 1875, содержатся и более конкретные сведения: "Некрасов просил Вас обедать у него в понедельник, будут Салтыков с Елисеевым. Я нынче с ним говорил еще и вынес из этого разговора то убеждение, что Вам следует непременно принять его предложение. Независимо от журнальной работы Вы можете в нем найти полезного компаньона для "изданий". Ему, по-видимому, очень бы хотелось, чтобы Вы вошли в редакцию" [71].