Виктор Суворов - Тень Победы [Новое издание, исправленное и переработанное]

Но велика ли разница: первого января началась игра или второго? Разница невелика. Но она указывает на то, что красочные диалоги со Сталиным выдуманы Жуковым или его соавторами.

Но наш анализ цитаты на этом не заканчивается.

Не мог маршал Тимошенко сказать Сталину, что за «синюю» сторону играет Жуков, а за «красную» Павлов, ибо не было на той игре ни «синих», ни «красных», а были «восточные» и «западные». Не мог Тимошенко сказать Сталину, что за «синюю» сторону играет Жуков, а за «красную» Павлов, и по другой причине. Игра была не одна, их было две.

Сначала Жуков и Павлов выступали в одних ролях, потом ролями поменялись. И это уже принципиальный момент. Если Жуков почему-то хорошо помнит первую игру во всех деталях, а о второй игре начисто забыл, то у нас появляются серьезные основания не верить ему ни в чем.

Еще один важный момент. Официально заявленная тема игры — «Наступательная операция фронта с прорывом УР». Жуков этого названия почему-то не вспомнил. А ведь тема отрабатывалась не просто наступательная. УР — это укрепленный район, линия железобетонных и броневых фортификационных сооружений противника, прикрытых противотанковыми рвами, минными полями и другими заграждениями. Строительство УР требует огромных расходов и многих лет работы. На нашей территории укрепленных районов противника нет и быть не может. Укрепленный район противника может быть только на его территории. Если тема игры — прорыв УР, значит, наши войска действуют на территории противника. Уже сама тема игры указывала на то, что отрабатывалось не просто наступление, но наступление на Германию. Точнее — на Восточную Пруссию, которая была защищена линией укрепленных районов.

Рассказы Жукова о том, как он наступал до Барановичей — это хлестаковщина в чистом виде. В ходе игры германские силы под командованием Жукова вообще не наступали. Наступающей стороной был советский Западный фронт под командованием Павлова. Павлов наносил удар в Восточную Пруссию, на Кёнигсберг, а Жуков оборонялся.

Кстати, после войны Кёнигсберг был превращен в советский город Калининград. Причина: немцы на нас напали, и вот в качестве платы за агрессию мы забрали себе немецкий город. Но если бы плана нападения на СССР в Германии не было, то все равно высшее руководство СССР под личным контролем Сталина уже в январе 1941 года отрабатывало способы захвата этого города. А идеологи коммунистической партии задолго до 1941 года обкатывали простую идею: Кёнигсберг скоро будет нашим. Приятель Жукова Константин Симонов еще в 1938 году написал стихотворение «Однополчане». Сюжет стихотворения таков: вот иду я по Москве, навстречу — толпа незнакомых людей, а ведь скоро мы встанем в солдатский строй в одном полку, и война нас породнит.

И так далее в том же духе. Мотив «ярости благородной» звучал в наших стихах и песнях задолго до того, как Молотов и Риббентроп подписали пакт о разделе Европы и начале Второй мировой войны.

Этот самый Симонов был не просто поэтом, но сталинским любимцем, ибо говорил только то, что было нужно вождю в каждый конкретный момент. Интересно, что в 5-м воздушно-десантном корпусе генерал-майора И. С. Безуглого в Даугавпилсе и в 1-й бригаде морской пехоты полковника Терентия Парафило в Лиепае в мае 1941 года вдруг появилось особенно много поклонников творчества Константина Симонова: в бараках десантных батальонов стихотворением «Однополчане» были обклеены все стены.

Но вернемся к стратегической игре.

Была одна тонкость. У нас так было принято: выходит постановление ЦК КПСС о состоянии, скажем, животноводства в Рязанской области. Начинается постановление с ритуальных похвал: достигнуты большие успехи там, там и вон там. А за похвалами следует страшное слово «однако».

Далее — разгром.

Все знали, что вступительная часть постановления — это преамбула, которая никакого отношения к основному содержанию не имеет. Наоборот, чем больше похвал в преамбуле, тем ужаснее обвинения в основной разгромной части, тем более страшные кары обрушатся на виновников.

Преамбула (по-русски — зачин) ни к чему не обязывает. Просто мясники из ЦК перед тем, как всадить нож свинье в горло, ее ласково за ушком щекочут. Именно эта традиция была вложена и в нашу военную науку. Наши вожди совершенно открыто говорили, что будут вести войну только на территории противника: «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!» [4] Песня из кинофильма «Если завтра война» (1938 г.), слова В. Лебедева-Кумача. — Прим. ред. . Имелась в виду так называемая «глубокая операция», то есть блицкриг. Но этим откровениям всегда предшествовала присказка: если враг нам навяжет войну. Полевой устав четко указывал: если враг нападет, Красная Армия превратится в самую нападающую из всех когда-либо нападавших армий.

Условие, сформулированное в этой присказке, неизменно выполнялось. Всегда выходило так, что враг нападал именно в тот момент, когда у нас все было подготовлено к захвату его страны. В ноябре 1939 года мы сосредоточили колоссальные силы на границе с Финляндией, изготовились, и тут финны, как по заказу, якобы один раз стрельнул в нашу сторону из пушки. И тут же наши газеты взорвались той самой яростью благородной: «Отразим нападение Финляндии!», «Дать отпор зарвавшимся налетчикам!», «Ответим тройным ударом на удар агрессоров!», «Уничтожим гнусную банду!». И потом, в 1940 году, на декабрьском совещании высшего руководящего состава постоянно звучала мысль: Финляндия на нас напала, а мы, бедные, отбивались.

Эта мысль красной нитью проходила во всей нашей историографии, идеологии, литературе. Возьмем, например, сборник рассказов «Конструктор боевых машин» о создателе советских танков Ж. Я. Котине (Ленинград: Лениздат, 1988). В такой книге, тем более спустя полвека после Советско-финской войны, можно было бы ограничиться рассказом о трудовом подвиге конструктора танков, о смелых технических решениях, а об остальном помолчать. Но нет: «30 ноября 1939 года Красная Армия приступила к ответным действиям, началась советско-финляндская война» (С. 91).

Подготовка к нападению на Германию шла с соблюдением тех же правил. Наши стратеги, загадочно улыбаясь, говорили: если враг навяжет нам войну, мы будем вынуждены отбиваться на его территории.

Именно так и были составлены задания на январскую стратегическую игру 1941 года: 15 июля 1941 года Германия нападает на Советский Союз, германские войска прорвались на 70-120 км вглубь советской территории, но к 1 августа 1941 года были отброшены к исходным рубежам (РГВА. Фонд 37977. Опись 5. Дело 564. Листы 32–34).