Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

Дубчек и другие руководители ожидали в здании Центрального Комитета КПЧ. Дубчек в основном звонил по телефону, продолжая надеяться, что какой-либо из звонков поможет ему прояснить случившееся недоразумение. В четыре часа утра к зданию ЦК КПЧ подошла танковая колонна, во главе которой ехал черный лимузин. Ее встретила разъяренная толпа, и танковая колонна открыла огонь из пулеметов. Один молодой человек был убит, в то время как Дубчек и другие руководители, охваченные гневом, но не в силах что-либо сделать, наблюдали за происходящим из окон.

Хотя Чехословакия, как считалось, обладала наиболее обученной и оснащенной армией из всех стран Варшавского Договора, в соответствии с приказом Дубчека она не стала сопротивляться. Дубчек и его правительство кратко обсудили вопрос и приняли решение не давать вооруженного отпора.

Чехословацкая армия, как и все остальные армии стран Варшавского Договора, не имела независимой цепочки командования и без указки из Москвы действовала неэффективно. Все безоговорочно соглашались с невозможностью вооруженного сопротивления, причем не только потому, что оно повлекло бы за собой слишком большие жертвы, но и потому, что это подкрепило бы претензии Советов на то, что они подавляют контрреволюцию, как в Венгрии в 1956 году. Пусть лучше мир увидит, как жестокие иноземные интервенты сокрушают мирную Чехословакию. Насколько известно, ни один пограничный пост не открыл огня, а по дороге никто не попытался задержать колонны бронетехники. Не предпринималось и попыток остановить войска и технику, высадившиеся в чехословацких аэропортах. Однако в конце первого дня двадцать три жителя Чехословакии было убито.

Парашютисты окружили здание Центрального Комитета КПЧ, все телефоны перестали работать. Еще не было девяти часов утра, когда парашютисты ворвались в кабинет Дубчека. Они заблокировали окна и двери, и когда Дубчек снял трубку, чтобы позвонить, забыв, что аппарат не работает, один из солдат пригрозил ему автоматом и оборвал шнур. Вместе с Дубчеком находилось шесть чехословацких руководителей, когда в кабинет вошел полковник КГБ — очень маленького роста, в мундире со знаками отличия, — сопровождаемый несколькими офицерами КГБ и переводчиком. После того как был составлен список присутствовавших членов правительства, полковник объявил, что все они взяты «под его защиту». Их усадили за длинный стол, а за спиной каждого встал вооруженный солдат. Затем Дубчека увели. Проходя мимо своего заведующего канцелярией, он шепнул ему, чтобы тот сохранил портфель, где были документы, которые Дубчек надеялся скрыть от советской стороны. Неделей позже, возвратившись в Прагу и найдя свой портфель пустым, он наконец понял, что его заведующий канцелярией был советским агентом.

Солдаты стран Варшавского Договора имели приказ не поддаваться на провокации и открывать огонь лишь в том случае, если по ним начнут стрелять. Однако военные, участвовавшие во вторжении, не всегда отличались должной дисциплиной, требовавшейся в таком тонком деле, как оккупация территории страны-союзника. По большей части эти до зубов вооруженные войска сталкивались с безоружными тинейджерами. Поначалу молодые люди пытались помешать продвижению танковых колонн, преграждая им путь. Как настоящие студенты 68-го года, они возводили баррикады из машин, автобусов и всего, что попадалось под руку. Но они быстро поняли, что советские танки не остановятся — ни перед ними, ни перед чем бы то ни было. Эти танки могли двигаться, сметая людей, машины, стены. Но один танк остановился. Безногий ветеран Второй мировой войны остановил танк в Праге, преложив танкистам проехать по нему. В среду утром, в тот самый день, когда много часов спустя полиция в Чикаго, демонстрируя во всей «красе» свою жестокость, будет заснята на пленку, разгневанные молодые люди высыпали на улицы Праги, готовые сопротивляться. Резонно полагая, что радиоцентр, Дом Пражского радио, станет одной из главных целей войск вторжения, многие направились к зданию. Они вставали перед танками и перегораживали улицу своими телами. Танкисты стопорили машины, не зная, что делать, и смотрели на возведенные молодыми чехами баррикады из машин и перевернутых автобусов. Пражское радио сообщало об этих актах сопротивления. Через репродукторы оно давало те же инструкции, какие получили войска вторжения, — не применять оружия, не поддаваться на провокации.

Чехи начали разговаривать с танкистами, спрашивали их, зачем они здесь и почему не уходят. Молодые танкисты, разгорячившись, вопреки приказу, открыли огонь по толпе поверх голов, а затем и прямо по людям. Вместо того чтобы спасаться бегством, чехи принялись бросать в танки бутылки с зажигательной смесью; люди, стоявшие вокруг, были убиты или ранены. Некоторые танки загорелись, распространяя черный дым, кое-кто из танкистов получил ранения, а иные даже были убиты. Однако когда тяжелый танк Т-55 занял позицию для ведения огня, Пражское радио сообщило: «Печальные братья, если вы услышите национальный гимн, то знайте: все кончено». Первые звуки национального гимна были заглушены огнем танковой пушки, и Пражское радио замолчало.

В Братиславе девушки задирали свои мини-юбки, и когда молодые солдаты из советских танковых экипажей останавливали машины, чтобы полюбоваться, появлялись местные парни. Они разбивали камнями фары и даже смогли поджечь баки у некоторых машин. Танковая колонна из Венгрии с шумом прогрохотала и проскрежетала по мосту через Дунай, в то время как студенты университета бросали кирпичи и осыпали войска непристойной бранью. Советский солдат залег за башней танка и стрелял по толпе, убив пятнадцатилетнего учащегося. Это привело в ярость других студентов, но советские солдаты усилили ответный огонь и застрелили еще четверых студентов, в то время как о броню монотонно стучал град камней и кирпичей. По всей стране студенты бросали в танки бутылки с зажигательной смесью. Если они не знали, как их делать, то бросали горящие тряпки. Молодые люди закутывались в чешский флаг и бросались на танки, чтобы заткнуть стволы орудий.

Вскоре войска взяли под контроль страну, но вызывающие надписи вроде «Иван, убирайся домой!» продолжали появляться на стенах. Знаки, указывавшие направление, по всей стране были повернуты на север и заменены на «Москва — 2000 км».

Стены были покрыты плакатами, осуждавшими вторжение, и надписями, гласившими: «Социализму — да; оккупации — нет!», «Прибыл русский национальный государственный цирк, выступают дрессированные гориллы», «Здесь не Вьетнам!», «Ленин, проснись! Брежнев сошел с ума!» На некоторых плакатах буквы ССС в аббревиатуре СССР были изображены в виде молний, как на эмблеме эсэсовцев.