Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

К концу года тенденции, характерные для женской моды, показали, что времена вновь «меняются». В марте в Нью-Йорке возникло движение «Долой дриндл!», против «тех глупых, напоминающих воздушные шары юбок и дриндлз, платьев со старомодной линией талии... Широкие уродливые кушаки посередине платья и пальто делают женщин похожими на бегущих в панике мастодонтов — так было сказано в петиции, под которой стояло шестьдесят шесть подписей, причем среди подписавшихся было 17 мужчин. Движение возглавляла Дона Фоулер Камински, двадцативосьмилетняя выпускница Беркли, приходившая в магазины выразить протест против новой моды, обратившейся от мини-юбок к макси. Участники движения угрожали пикетировать магазины, вооружившись пла-. катами с надписью «Макси — это чудовищно». Ранней весной авторы, писавшие в «Таймс» о моде, предсказывали, что в летний сезон моднее всего будет нагота: прозрачные блузки, под которыми не будет белья, голые животы, глубокие декольте и открытые «прямо до копчика», как указывал «Тайм», спины. Руди Гернрайх, появившаяся в 1964 году на пляже в купальнике топлес, который называли «варварским» в Советском Союзе и запретили даже на юге Франции, теперь предсказывала, что «вид с голой грудью» получит полное признание в ближайшие пять лет. Дизайнер из Чикаго Уолтер Холмс выступил с предложением одеть в мини-юбки монашек, а рясы также сделать короткими и снабдить их отстежными капюшонами, позволяющими показать ворот с глубоким вырезом, хотя мода никогда не рассчитывала на монашек.

Однако в конце года, к ужасу многих мужчин, в моду вошел женский брючный костюм. Женщины хотели, чтобы их воспринимали всерьез, хотели конкурировать с мужчинами, а если ты в мини-юбке, то это нелегко. Кое-кто заметил: в обществе с женщинами происходит нечто новое и волнующее, даже если это трудно перевести на язык моды. Иногда казалось, что и несправедливость, и веселье вот-вот закончатся, что 60-е близятся к концу. Уильям Зиннсер писал в журнале «Лайф»: «Городской брючный костюм — это для высокой моды все равно что Ричард Никсон. Он вам не по душе, и вы прогоните его. Вы его не любите, и вы прогоните его второй раз. И все равно он вернется — пусть и слегка изменившимся, — чтобы вновь просить о поддержке. Брючный костюм, как и Никсон, понимает: «Теперь или никогда», — и, боюсь, это «теперь» настало».

История любого народа символична. Это означает, что история, все ее события и их протагонисты указывают на другую, скрытую историю, они суть видимое воплощение тайной реальности

Густаво Диас Ордас был чрезвычайно некрасив. Мексиканцы разделились на два лагеря с точки зрения отношения к своему президенту: одним казалось, что он напоминает летучую мышь, другим — что он больше похож на обезьяну. Его низкий лоб, маленький курносый нос, длинные зубы и очки с толстыми стеклами, увеличивавшие глаза до необычных размеров, — все это давало пищу для подобных рассуждений. «Лагерь обезьяны» дал ему прозвище Эль Чанго (мексиканское название обезьяны), хотя размашистые жесты делали движения его рук похожими на хлопанье крыльев летучей мыши. Ордас был одарен хорошим чувством юмора. Известен был его ответ на обвинение в «двуличии»: «Смешно! Если бы у меня было еще одно лицо, вы думаете, я стал бы им пользоваться?» Кроме того, хотя он и не был слишком искусен в мастерстве оратора, его голос, когда он говорил, звучал сильно и гулко. Это было единственным его достоинством. Однако хороший голос весьма важен для президента Мексики. Мексиканский поэт Октавио Пас писал: «Привыкшие произносить лишь монологи, отравленные величественной риторикой, окутывающей их точно облаком, наши президенты и лидеры считают почти невозможным веру в то, что существуют надежды и мнения, отличающиеся от их собственных».

В 1968 году президент Мексики был обеспокоен. Некоторые причины для беспокойства существовали только в его сознании, другие — на самом деле. Весь год почти каждое культурное и спортивное мероприятие срывалось. Зимние Игры в Гренобле (Франция) прошли хорошо, хотя, пожалуй, слишком большое внимание было уделено соревнованию русских и че-

«Давайте спросим, кто несет ответственность». Плакат мексиканских студентов 1968 г., изображающий президента Диаса Ордаса в виде обезьяны.

хов. Однако Игры состоялись. Апрельская церемония вручения академических премий была отложена на два дня в связи с трауром после гибели Мартина Лютера Кинга, а затем омрачена политическими событиями. Боб Хоуп, не слишком любимый левыми за девичьи шоу, устраиваемые для войск во Вьетнаме, напугал зрителей шутками насчет отсрочки. Два фильма об отношениях между расами, хотя и на примитивные сюжеты, где дидактика граничила с глупостью — «В сердце ночи» и «Отгадайте, кто придет обедать», — получили награды. Характерная позитивная деталь времени: чешский режиссер Иржи Менжел получил «Оскара» за лучшую картину на иностранном языке (фильм «Подходят поезда»), и ему дали возможность приехать на церемонию награждения. То было в полной мере политическое событие.

Еще хуже, чем политизация, были постоянные срывы. Протестующие закрыли Венецианский бьеннале и кинофестиваль в Каннах, устроили беспорядки на книжной ярмарке во Франкфурте и вдобавок сорвали церемонию «Мисс Америка». Даже победитель дерби в Кентукки был дисквалифицирован за употребление наркотических средств. И конечно, то был год проведения Чикагской конвенции. Ничего подобного не должно было произойти в Мексике.

Диас Ордас, президент Мексики, назначенный руководителем ИРП (Учредительной революционной партии), был наследником революции и хранителем существующего противоречия в названии правящей партии (заметим, сформулированного с осторожностью). В 1910 году Мексика представляла собой лабиринт, где царили политический хаос и социальная несправедливость. Столетия неразумного колониального правления, сменившегося продажной диктатурой и иностранными оккупационными режимами, в итоге вылились в тридцатилетнее правление одного человека. То был знакомый образец. После хаоса, длившегося много лет, диктатор Порфирио Диас предложил стабильность. Однако к 1910 году ему исполнилось восемьдесят лет, и он не предпринял ничего, чтобы обеспечить себе преемника или создать какие бы то ни было институты, которые продолжат его дело. Политических партий не существовало; никакой идеологии Диас не предлагал. Мексика была раздроблена: существовали различные культуры, этнические группы и общественные классы, причем у каждого были свои нужды и требования, и различия между ними доходили до глубокого драматизма. Когда в стране произошел взрыв, названный Мексиканской революцией, то началась бесконечная цепь в высшей степени разрушительных гражданский войн, причем большая часть из них имела местные корни. В них участвовало множество лидеров и множество армий. Однако с тем же самым столкнулся в Мексике Эрнан Кортес в начале шестнадцатого века. Управление в ацтекских племенах осуществлялось коалицией лидеров из различных групп. Кортес сокрушил ацтеков, разделив коалицию и обеспечив лояльность некоторых лидеров. Вот как велась политическая игра в Мексике.