Марк Курлански - 1968. Год, который встряхнул мир.

В шестидесятых годах Франция переживала мощный экономический подъем. Между 1963 и 1969 годами реальная заработная плата выросла на 3,6% — рост, обеспечивший превращение Франции в общество потребления. Как-то вдруг у французов появились личные автомобили. В квартирах устанавливались туалетные комнаты, хотя к 1968 году лишь половина парижских домов была ими оборудована. Франсуа Миттеран говорил об обществе потребления, «которое пожирает само себя».

Французы приобретали телевизоры и телефоны, хотя служба, подключавшая телефонную связь, работала медленно и Франция все еще отставала от многих европейских стран по количеству телевизоров. На государственном телевидении не было ни одного интересного канала, хотя оно, помимо всего прочего, обладало и таким преимуществом, как полное отсутствие коммерческого начала. Впрочем, в скором времени французы ощутили на себе могущество телевидения. Самая первая телестудия с черно-белым изображением начала свои трансляции в 1957 году. Борьбу за гражданские права, события американской войны во Вьетнаме и демонстрации, направленные против этой войны, можно было наблюдать по телевизору во многих французских гостиных, тогда как французскую войну в Индокитае никто по телевизору не показывал. Де Голль довольно эффективно использовал этот новый инструмент, всецело находившийся в распоряжении президента, не только для обеспечения контроля за освещением проводимой им политики, но и для саморекламы. «У де Голля роман с телевидением, — говорил Серван-Шребер. —- Он оценил возможности средств массовой информации лучше, чем кто-либо другой». Владельцы печатных СМИ были в ярости, когда де Голль пообещал допустить на телевидение частных предпринимателей; многие расценили это как попытку отвлечь внимание публики от прессы, которая могла позволить себе критику президента, и, напротив, привлечь внимание к телевидению, находившемуся под контролем государства.

В 1965 году во Франции прошли первые президентские выборы с прямым голосованием — президент, как когда-то, выбирался простым большинством голосов. Эти выборы также стали первой телевизионной избирательной кампанией. Вместе с тем во Франции это были первые выборы, находившиеся под контролем наблюдателей. Чтобы избежать даже намека на какую-либо предвзятость, в течение последних двух недель избирательной кампании де Голль ежедневно предоставлял каждому из кандидатов по два часа эфирного времени на государственных телеканалах. Эффект, произведенный появлением на телеэкранах Франсуа Миттерана и Жана Леканэ, был ошеломляющим. Большинство французов никогда прежде не видели кандидатов на пост президента, за исключением самого де Голля, который постоянно мелькал на телеэкране. Тот факт, что Миттеран и Леканэ вообще попали на телевидение, ставил их вровень с де Голлем. Было невозможно не отметить, насколько молодыми и энергичными казались оба по сравнению с генералом. Де Голль победил на выборах, но только после второго тура, когда в поединке с Миттераном ему удалось получить необходимое простое большинство. Вопреки тому, что он о себе думал, де Голль вовсе не был «неприкасаемым монархом».

В середине 60-х во Франции начался рост цен, и правительство опасалось влияния инфляции на состояние экономики страны. На росте цен сказалось, в частности, резкое увеличение численности населения за счет иммигрантов из Северной Африки, в основном христиан и евреев (всего около миллиона человек). В результате резко возрос уровень безработицы.

В 1967 году правительство приняло ряд мер, направленных на решение экономических проблем. Однако рабочим казалось, что эти меры направлены против них. Реальная заработная плата снижалась, а отчисления в фонд социального страхования росли: ставки платежей увеличились вследствие расширения круга клиентов системы страхования за счет сельскохозяйственных рабочих. Дождливым днем 1 Мая, после пятнадцатилетнего забвения, традиционно радикальная Коммунистическая партия, организовав первомайскую демонстрацию на площади Бастилии, когда рабочие, подняв руки, сжатые в кулак, пели «Интернационал», вновь напомнила о себе.

В соответствии с новыми стандартами жизни все больше французов стремились получить высшее образование, однако и они не были счастливы в своих переполненных аудиториях. В 1966 году студенты университета в Страсбурге выпустили прокламацию «О жалкой жизни студентов», где, в частности, говорилось: «Студент представляет собой самое презренное существо во Франции, за исключением священника и полицейского... Когда-то университеты пользовались уважением: студент упорно верил в то, что ему повезло, коль скоро он здесь учится. Но он пришел слишком поздно... «Механически» изготовленный специалист — такова в наше время цель «системы образования». Современная экономика требует массового производства студентов, которые остаются необразованными и, как следствие, неспособны размышлять».

В 1958 году в университетах Франции обучалось сто семьдесят пять тысяч студентов, а к 1968 году их было уже пятьсот тридцать тысяч — вдвое больше, чем в Великобритании. Однако во Франции вручалось вдвое меньше дипломов, чем в британских университетах, потому что три четверти французских студентов бросали учебу, не закончив курса. Вот почему де Голль поначалу недооценил студенческое движение; он полагал, что вовлеченная в него молодежь просто не желает сдавать экзамены. Университеты были переполнены (только в парижской системе высшего образования насчитывалось сто шестьдесят тысяч студентов), поэтому, как только студенчество начинало митинговать, к колоннам молодежи присоединялось множество сочувствующих. Не следует забывать и об учащихся университетских колледжей и лицеев, у которых были те же проблемы, что и у студентов высших учебных заведений.

В большинстве университетов, особенно в Нантере, помещения кампусов были малопригодны для проживания и обучения. Кроме того, французский университет — даже в большей степени, чем американская высшая школа, — представлял собой абсолютно авторитарную систему. В то время как будущее Франции, будущее Европы, новые отрасли научного знания и новые технологии вызывали оживленные дебаты (что объясняет успех у публики таких книг, как «Американский вызов»), студенты не имели возможности обсуждать ни одну из этих проблем. Диалога между преподавателями и студентами не существовало — ни в аудиториях, ни вне их. Решения принимались к исполнению без какого бы то ни было обсуждения.

В мае на стене Сорбонны появилась надпись: «Профессора, вы так же устарели, как ваша культура». Смеяться над возрастом французской культуры стало новым способом «борьбы с предрассудками».