Марк Алданов - Земли, люди

Король — умный и даровитый человѣкъ, но онъ, прежде всего, — charmeur. Это говорили мнѣ люди, отнюдь къ нему не расположенные. О личномъ обаяніи Альфонса XIII писали и его враги, — правда, не всѣ; Бласко-Ибаньесъ, напримѣръ, другого мнѣнія, но онъ, по собственнымъ его словамъ, никогда съ королемъ не встрѣчался. Я просилъ своихъ собесѣдниковъ болѣе точно опредѣлить характеръ обаянія Альфонса XIII и получалъ указанія на его умъ, любезность и простоту обращенія: «онъ испанецъ до мозга костей и въ совершенствѣ владѣетъ жаргономъ севильскихъ тореадоровъ ». Отвѣты были различные и по характеру, и по цѣнности. Но въ одномъ сходились почти всѣ: «c’est un charmeur».

Король зналъ наизусть конституцію; онъ, кромѣ того, и строго ее соблюдалъ, — что значительно важнѣе. Правда, въ недавно появившихся воспоминаніяхъ одного изъ испанскихъ министровъ сообщается о нѣкоторыхъ выходкахъ въ духѣ Людовика XIV, которыя изрѣдка себѣ позволялъ король Альфонсъ чуть ли не шестнадцати лѣтъ отроду. Это возможно и правдоподобно. Однако, за горделивыми фразами юноши, не получившими тогда и огласки, оставался безспорный фактъ: правила парламентской игры соблюдались въ Испаніи до 1923 года такъ же строго, какъ, напримѣръ, въ Англіи (хотя, конечно, игра шла хуже и давала менѣе блестящіе результаты). Либералы свергали консерваторовъ, консерваторы свергали либераловъ, въ обоихъ случаяхъ король вызывалъ во дворецъ разныхъ парламентскихъ дѣятелей, совѣтовался съ ними, и, посовѣтовавшись, поручалъ одному изъ нихъ составленіе кабинета, — впредь до другого сходнаго эпизода. Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ король Альфонсъ былъ даже новаторамъ.

Такъ, въ январѣ 1913 года, при образованіи кабинета графа Романонеса, король вызвалъ на совѣщаніе, въ числѣ другихъ партійныхъ вождей, лидера республиканско-соціалистическаго союза Азкарате. Это въ ту пору, кажется, нигдѣ принято не было. И теперь президентъ французской республики, выполняя однообразныя формальности средняго, нормальнаго правительственнаго кризиса (отъ пяти до десяти минутъ бесѣды съ десяткомъ всегда однихъ и тѣхъ же людей), не позоветъ во дворецъ для совѣщанія депутата-монархиста: вѣдь и Леонъ Додэ былъ долгое время членомъ палаты. Да и соціалистовъ въ такихъ случаяхъ зовутъ во дворцы лишь со времени войны. Во время этой аудіенціи король сказалъ Азкарате, что отнынѣ намѣренъ постоянно по всѣмъ серьезнымъ дѣламъ совѣтоваться не только съ монархистами, но и съ республиканцами и съ соціалистами, такъ какъ они тоже выражаютъ испанское общественное мнѣніе. «Я себя разсматриваю, какъ президента республики», — добавилъ король. Эта бесѣда въ свое время надѣлала много шума не только въ Испаніи. Еще раньше глава республиканской партіи заявилъ, что его партія вести борьбу противъ Альфонса XIII не предполагаетъ. Другой виднѣйшій политическій дѣятель (Дато) въ разговорѣ съ французскими журналистами сказалъ, что главной соціально-политической силой Испаніи онъ считаетъ ея молодого короля.

Естественно возникаетъ вопросъ: почему человѣкъ, двадцать лѣтъ строго исполнявшій, съ большимъ умомъ и тактомъ, свои обязанности конституціоннаго монарха, неожиданно перешелъ къ диктатурѣ? Я задавалъ этотъ вопросъ всѣмъ испанскимъ политическимъ дѣятелямъ, съ которыми мнѣ приходилось разговаривать.

Республиканскіе дѣятели отвѣчали въ одинъ голосъ: король боялся отвѣтственности за военныя неудачи въ Марокко. Существовали письменныя доказательства того, что онъ лично отдавалъ военные приказы генералу Сильвестру, имѣвшіе самые плачевные результаты. Эти документы могли быть оглашены въ слѣдственной комиссіи Кортесовъ. Поэтому королю не оставалось ничего, кромѣ диктатуры.

Монархическіе дѣятели отвѣчали не менѣе единодушно: парламентская жизнь въ Испаніи совершенно выродилась къ 1923 году. Всѣ комбинаціи были испробованы, дѣла шли изъ рукъ вонъ плохо. Коррупція, «кацикизмъ», партійная грызня достигли небывадыхъ предѣловъ. Поэтому королю не оставалось ничего, кромѣ диктатуры.

Не могу сказать, чтобы эти отвѣты меня удовлетворяли. Отвѣтственность за Марокко? Едва ли эта отвѣтственность могла быть особенно тяжкой по послѣдствіямъ. Такія ли бывали на нашихъ глазахъ военныя неудачи, и такія ли еще обвиненія, — не за неудачи, а за катастрофы, — возводились въ 1914— 1918 гг. въ разныхъ странахъ на штатскихъ президентовъ, канцлеровъ и министровъ, — король же вдобавокъ и по конституціи былъ верховнымъ вождемъ всѣхъ вооруженныхъ силъ государства. Что могло произойти? Въ крайнемъ случаѣ, слѣдственная комиссія Кортесовъ въ почтительной формѣ поставила бы на видъ королю его неудачное вмѣшательство въ военныя дѣла. Рискъ, связанный съ введеніемъ диктатуры, былъ нѣсколько больше, — дѣло кончилось потерей трона, а могло стоить королю и жизни. Какъ умный человѣкъ, онъ, вѣроятно, хорошо это понималъ. Къ тому же, диктатура отнюдь не зажала рта обладателямъ грозныхъ документовъ: о военныхъ приказахъ короля уже давно говоритъ вся Испанія.

Не лучше и второй отвѣтъ, вдобавокъ чрезвычайно банальный: во всѣ времена установленіе диктатуры оправдывалось именно такъ, — паденіемъ политическихъ нравовъ, коррупціей, грызней партій, и т. д. Дѣла въ Испаніи до 1923 года отнюдь не были въ катастрофическомъ состояніи, и едва ли диктатура очень улучшила испанскіе политическіе нравы, — это вообще не ея дѣло.

Къ вопросу о конституціонной монархіи и о единоличной власти обычно подходятъ только съ политической точки зрѣнія, — что вполнѣ естественно. Не исключается, однако, возможность и другого подхода. За схемами есть вѣдь люди; кромѣ государственнаго права и логики, существуетъ на свѣтѣ еще психологія.

Очень трудно понять психологію человѣка, которому, въ сущности, отъ рожденія нечего желать. Право и возможность выбора изъ жизни испанскаго монарха были изъяты почти нацѣло. Едва ли не все въ его судьбѣ, въ его дѣлахъ, было предопредѣлено конституціей, традиціями, этикетомъ; ни отъ чего отступить нельзя было ни на шагъ даже въ повседневномъ времяпровожденіи. Этикетъ, соблюдаемый такъ, какъ онъ соблюдался въ Испаніи, — очень тяжелое бремя. Въ былыя времена за него человѣкъ вознаграждался властью; Людовикъ XIV могъ говорить о своемъ «чудесномъ ремеслѣ короля» («mon délicieux métier de roi»). Теперь этого нѣтъ. Не надо умиляться ни надъ той, ни надъ другой стороной блестящей исторической медали. Назвать же чудесными жизнь и ремесло Альфонса XIII могло бы только бѣдное воображеніе.

Вскорѣ послѣ своего вступленія на престолъ король Альфонсъ отправился путешествовать за-границу. Первый визитъ его былъ во Францію. Тогда и начался долгій романъ короля съ Парижемъ, послѣдней главой котораго оказалась недавняя овація у Ліонскаго вокзала. По случайности, я былъ свидѣтелемъ въѣзда въ Парижъ юнаго Альфонса XIII и живо помню благодушную, почтительно-веселую встрѣчу, устроенную парижанами девятнадцатилѣтнему монарху. Характерной для этой встрѣчи была картинка, появившаяся въ юмористическомъ журналѣ: «Послѣ визита къ президенту». На перронѣ Елисейскаго Дворца огромный швейцаръ оретъ: «Подать карету Его Величества!» (тогда еще ѣздили въ каретахъ), — къ перрону подкатываетъ дѣтская игрушечная колясочка, съ козликомъ въ упряжкѣ. Парижане обожаютъ королей — чужихъ, — это всѣмъ извѣстно. Тогда особенно ихъ умиляла юность короля Альфонса XIII. Кажется, онъ и самъ на этомъ немного игралъ. Явилась привѣтствовать короля делегація французскихъ студентовъ, — Альфонсъ XIII принялъ ее дружественно, по товарищески, и заявилъ, что изъ всѣхъ своихъ титуловъ больше всего гордится званіемъ студента: онъ, дѣйствительно, былъ разъ въ жизни (незадолго до того) въ Мадридскомъ Университетѣ и прослушалъ тамъ двѣ лекціи, при чемъ, какъ нарочно, выбралъ аудиторіи профессоровъ республиканцевъ {28} 28 Del Olmet у Caraffa. Alfonso XIII, т. 1, стр. 348. .