Александр Тарасов - «Я в жизни никогда не ходил на выборы»

На пятьдесят бабушек могло быть пять комсомольцев, и власть это использовала, представляя молодежь экстремистами и провокаторами. Другое дело, что левые не смогли этого развить. Если говорить о прагматической пользе, то это сложный вопрос — что это? Рост организации? Это — тупиковый путь, в девяностые годы это всё было. В Ясногорске трудовой коллектив захватывает предприятие, и туда бросаются эмиссары из Москвы — сталинисты, троцкисты, анархисты, все. Они говорят о поддержке, о том, что напишут в газетах — рабочие довольны: чем больше шума, тем лучше. А затем все начинают агитировать: вступайте к нам в организацию, голосуйте за нас. В том же Ясногорске происходили удивительные вещи, когда одни и те же активисты вступали последовательно в каждую следующую организацию, которая к ним приезжала. Они вступили, и ребята удовлетворились: у нас есть ячейка на этом заводе. Прагматических целей вроде добились, только ячейка эта потом куда-то исчезла. Здесь, как и с выборами — нужно искать новые формы борьбы.

Есть ли существенные различия между левым движением Украины и России?

Если говорить обо всех постсоветских странах, главная проблема в том, что эти левые — левые предыдущего исторического периода. Это не значит, что они обречены, но новому историческому периоду они не соответствуют. Они будут действовать, как привыкли, по накатанным программам, мыслить старыми схемами. Осознание изменившейся социальной действительности, аналитика — такое быстро не происходит. Теория быстро не вырабатывается. А если нет адекватной теории — не будет адекватных действий. Более того, новые организации развиваются из маленьких кружков и секточек, ведь партии, подобные КПРФ или СПУ и КПУ — они все из предыдущего исторического периода. Левое движение в наших странах находится на докружковой стадии. В кружке люди осваивают теорию; это значит, что теория уже есть. Потом уже начинается пропаганда, дочерние структуры, у нас же всё наоборот. Уже существовали как бы левые партии, как бы левая пресса, это по-своему уникальная ситуация.

А о каких факторах изменившейся реальности идет речь?

Их достаточно много. Например, не было в истории случая, когда страны, ушедшие с периферии капитализма, опять возвращались на периферию. Мы сейчас упали в «третий мир» из «второго мира», по этой классификации. Такого опыта не было, и без изучения законов, по которым это происходит, без анализа попыток сопротивления невозможно реализовать политическую практику. Можно было бы сказать, что мы просто родились в неудачное для левого движения время, но я считаю, что оно удачное. После «застоя», когда происходила медленная деградация советского режима и дискредитация самой левой идеи, Система развалилась. Сейчас у нас уже капитализм себя дискредитирует.

Возвращаясь к мышлению старыми схемами, давайте взглянем на сегодняшнюю ситуацию в левом движении. Существует традиция постоянных расколов в ХХ веке, всевозможные объединения здесь и за границей раскалываются, не успевая объединиться. Носители этой традиции, кадры со старыми схемами мышления, теперь воспитывают новые кадры. Где выход? Откуда взяться новой традиции?

А вы с ними решительнее рвите. Такие вот секточки в начале прошлого и в конце позапрошлого века существовали в социалистическом движении Запада в большом количестве. Они прошли этот период расколов, расколов после расколов, и мы о них ничего не знаем, потому что от них ничего не осталось. Как раз большевики показали пример эффективного разрыва со старой традицией, с меньшевиками, то есть с ортодоксальной марксистской традицией. Ведь с точки зрения строгой теории меньшевики были правы. Сейчас это можно совершенно спокойно констатировать. При этом большевики не боялись экспериментировать и на опыте проверять, что возможно, а что невозможно сделать. Поэтому мы видели и Октябрьскую революцию, и семидесятилетний опыт существования альтернативы капитализму. А если бы ее не было, Российская империя так и осталась бы на все эти годы периферией капитализма. Так что разрыв с ортодоксальной традицией значит очень многое. Там, где эта традиция сохранилась, например, во Франции, там мы как раз ничего и не наблюдали.

В контексте этого разрыва с ортодоксией уместно ли говорить о возможности совмещения с другими антиимпериалистическими проектами?

Здесь нужно кое-что уточнить об ортодоксии. Ведь базовые положения марксизма остаются верными. Есть трактовки, которые мы воспринимаем как ортодоксальные, но это не значит, что они соответствуют методологии марксизма. Марксизм — это не выученные схемы, не определенные слова, не цитаты, это — метод, в первую очередь. Мао, например, не был марксистом, он был анархо-коммунистом, по сути — сторонником крестьянского социализма, который употреблял марксистскую терминологию. Оттого, что он выучил терминологию, он марксистом не стал. Естественно, марксизм нуждается в развитии и обновлении, сам Маркс говорил, что его разработка относится к европейскому капитализму XIX века. Другие проекты, так или иначе, связаны с глобализацией и внутриглобализационными конфликтами. Глобализация — процесс естественный, он начался с началом капиталистической экономики. Сейчас только складывается тот мировой рынок, о котором говорил Маркс. Когда марксисты, включая Ленина, решили в начале прошлого века, что мировая система сложилась, они поторопились. Система сложилась, но еще не единая рыночная. Она и сейчас не до конца сформировалась. Есть рынок капиталов, рынок технологий уже — неполноценный, рынок рабочей силы — достаточно закрытый. Естественно, в рамках этого процесса будут происходить конфликты, поскольку капитал из разных стран и корпораций находится в отношениях не только партнерства, но и соперничества. Наемные работники могут и должны этими конфликтами воспользоваться. Но не более того. Исламский фактор сейчас преувеличен, да и само его появление достаточно случайно. Западному миру, Америке, НАТО нужен враг, на которого можно указывать, нужно оправдание существованию грандиознейшей военной машины. Раньше существовали Советский Союз и Варшавский блок, теперь в качестве такого оправдания избран исламский терроризм. Хотя такой потенциальной силой, противостоящей Западу, являются и Китай, Индия, Латинская Америка, которая только сейчас о себе заявила. Левым просто нужно помнить, что они защищают интересы наемных работников, собственно тех, кто все производит.

Возможно ли объединение этих сил, противостоящих Западному проекту? Сейчас много говорится о перспективах подобного объединения.

Дело в том, что мы находимся в ситуации однополярного мира, который все больше контролируется даже не всем Западом, а Соединенными Штатами. Америка превратилась в империю, в геополитическом смысле. Всякая империя, которая усиливалась, спустя определенное время встречала сопротивление. Пока есть определенная степень автономии от нее, существует соблазн противостоять интеграции. Так что в этом нет ничего нового, так и должно быть. Разве что это никогда не носило по-настоящему глобальный характер, и империи не обладали такими технологическими возможностями, как ядерное оружие, например. Я не думаю, что среди представителей американской власти столько психически больных людей, что они могут его применить. Хотя Джордж Буш и его окружение из христианских фундаменталистов, всерьез рассуждающих об Апокалипсисе, совершенно психически нездоровы. Но одно дело — политическое руководство, другое дело — руководство реальное. Ничего ведь не изменилось оттого, что капитал стал анонимным. Миллионеры и миллиардеры никуда не исчезли. И если покопаться, обнаружится, что имеется корпорация, а контрольный пакет принадлежит одному — двум семействам. И эти семейства не вчера возникли. Это — традиционные, старые богатые, которые всегда были богатыми. Исключения наподобие Билла Гейтса редки, но как раз их нам суют под нос, пропагандируя капитализм.

Читать дальше