Валерий Сдобняков - В предчувствии апокалипсиса

B. C.Там невольно должно возникать чувство благоговения – ведь мы столько знаем об этом месте, столько читали о нём, в глубине души всё узнанное переживали. Композиция большой картины, которую мы только что с вами смотрели и которую вы сейчас заканчиваете, сложилась у вас в уме именно там?

В. К.У меня сейчас составляется целый цикл под названием «Афон». Первую работу из него я написал около двадцати лет назад. (Она сейчас находится в частном собрании, но репродукцию её я помещаю во все свои художественные альбомы и книги, а мой друг композитор Буцко до сих пор сетует – как я мог расстаться с этой работой, потому что для него она имеет какое-то важное, сущностное значение. Я внял его увещеваниям, попытался написать варианты той картины, но у меня ничего не получилось). И когда я вновь приехал на Афон, то памятуя о том, что надо что-то конкретно сделать, чтобы утешить своего друга, любимого мною композитора, я и начал писать эту работу.

B. C.Я давно понял, что длительность пребывания где-то не всегда имеет важное значение для художника. Новизна впечатлений в первый момент соприкосновения с неведомым или, напротив, долгожданным, но является ли она самым главным и волнующим, что даёт пищу для творчества?

В. К.Точно. Но чувство отчуждённости, с одной стороны, и сопричастность к чему-то вечному (ведь понимаешь, что до тебя по этой земле ходили тысячи и тысячи людей, да ещё каких), с другой, наполняют душу совершенно особым состоянием. Я не пытаюсь на этом полотне отразить те места, которые очевидны для всех, узнаваемы всеми (ведь многие фотографируют, пишут афонские храмы), но мне хочется передать особую энергию этой земли. Ведь здесь много чего было построено, а затем разрушено. Но вот эти вечные камни остались, они лежат здесь с незапамятных времён и будут лежать до скончания веков.

B. C.Теперь давайте немного отвлечёмся от поездки и обратимся к новым работам, написанным вами этой осенью после возвращения из Греции, но не связанных с нею. Я имею в виду волжские пейзажи Ярославской земли. Мне кажется, что это просто замечательные, праздничные для души картины. Тут такие интересные мотивы, ощущения. Но мне всё-таки хочется узнать – есть здесь по чувству перекличка с афонским вашим состоянием, с тем, что вы испытали там?

В. К.Конечно, Афон зарядил меня на долгие годы вперёд. Я узнал массу неожиданного, такого, о чём бы никогда не прочёл в книжках. Тот же пояс Богородицы, к которому я прикладывался не в окружении огромной толпы, а практически наедине, оставаясь один на один со святыней (уточню – нас было двое) – представляете, какие чувства человек в это время переживает. Словами это передать очень сложно, почти невозможно. Ведь видишь перед собой то, что является абсолютной святостью. Мы сейчас живём в десакрализированном пространстве. Даже туда, куда надо входить с трепетом в сердце, мы входим обыденно, почти бегом. А тут тебя что-то пригвождает, и ты переживаешь совершенно иное ощущение времени. Чувствуешь себя, с одной стороны, каким-то маленьким, ничтожным, а с другой стороны, большим. Это как если стоишь на высоком откосе и смотришь в раскинувшиеся перед тобой дали. Тебе кажется, что ты велик, а всё пространство расстилается у твоих ног. Но стоит посмотреть назад, на гору, что возвышается за твоей спиной, и враз ощутишь себя перед ней ничтожной малостью. Вот что-то сродни этому чувству я тогда испытал.

B. C.И это чувство подтолкнуло вас на поездку в Ярославль?

В. К.Нет, тут воля случая. Наша группа от Президиума академии художеств поехала отметить работу Петра Павловича Осовского. Он почётный гражданин Пскова, массу картин написал, посвящённых Псковщине. Мы выполнили свою миссию и остались в Пскове ещё на один день. И там я пережил ощущения, может быть, даже равные афонским. Мы посетили Мирошский монастырь на реке Великой. Тридцать лет назад я там уже бывал, но росписи двенадцатого века были закрашены более поздними наслоениями девятнадцатого века. Натуралистическая живопись, которая меня совсем не тронула. В общем, ничего особенного. И только чуть-чуть самый верхний ярус тогда не был записан. Но сейчас реставратор Владимир Саробянов со своей бригадой совершили чудо, научно отреставрировав весь объём росписи. Они сняли все поздние наслоения. Всё сделали без единого поновления – подлинно научная реставрация. Это подвиг – вернуть к жизни почти полностью сохранившийся истинно русский храм двенадцатого века. Когда мы туда пришли – это было что-то запредельное. Потрясение. И это меня подтолкнуло к работе. Осень хорошая, и я решил поехать в Ярославскую губернию. Неделю мы ездили по ярославской земле, видели многое – от уровня невероятного падения, ну просто дальше уже некуда (по состоянию разрушенности наша деревня упала туда, куда, кажется, просто невозможно упасть), с одной стороны, и с другой, такие высоты духа открылись нам, что захотелось всё это как-то осмыслить в живописи.

B. C.Два года назад я путешествовал от Нижнего Новгорода до Санкт-Петербурга и обратно по Волге. Шли по каналам, озёрам Онежскому и Ладожскому. Много всего довелось увидеть. И тогда я пришёл к мысли, что страна, в отличие от того, что без перерыва показывает нам наше доблестное телевидение, живёт совсем другими интересами, другой жизнью, другими заботами и переживаниями. На протяжении всего этого долгого путешествия мы посещали места, где хранятся русские святыни – чудотворные иконы, мощи угодников Божиих. Там же обихожены святые источники, церкви и монастыри. И непрестанно к ним идут люди. Вот в чём потребность у русского человека, а не во всех этих шоу. Видимо, в материальном нам надо было пасть до такой глубины, чтобы вспомнить о главном, чтобы в нас проснулся духовный человек.

В. К.Я тут с вами согласен.

B. C.Так из той поездки вы и привезли сюжеты этих прекрасных праздничных картин?

В. К.У меня свой метод. Я делаю для себя довольно точные зарисовки. А вот цвет натурно, материально не воспринимаю. Мне всегда хочется передать его свечение, внутреннюю глубину, многообразие оттенков. Осень же в этом году была удивительной. И потому невольно пришлось погрузиться в этот сказочный золотой омут.

B. C.Что ж, будем надеяться, что в следующий раз вы вновь порадуете своих поклонников удивительными работами. Будем ждать вашей новой выставки.

Беседа с председателем совета и исполнительным директором Московского интеллектуально-делового клуба (Клуб Н. И. Рыжкова), проректором Российского государственного социального университета, доктором социологических наук, профессором Михаилом Ивановичем Кодиным.