Газета Завтра Газета - Газета Завтра 40 (1192 2016)

Вернувшись в Москву, поторопилась на встречу.

Одна из неожиданных встреч. В одном из медицинских центров Москвы. Сейчас Евгения Смольянинова освободится, и мы отправимся в кафе. Здесь-то, за чашкой кофе, я и расспрошу, наконец, про "Смерть в Венеции", и расскажу, что значит для меня её голос, манера исполнения, почему от "последния", "слязами" заходит сердце и, как наваждение, почти кинематографический вопрос: когда это случилось? Когда утончённость переживаний растворилась в вибрациях её голоса как рафинад в чае? "Господь в гласе хлада тонко". Но где тонко — там и рвётся.

Ход событий приобрёл совсем иной оборот.

Евгения Смольянинова пригласила меня в кабинет центра: кушетка, стул, окна с видом на деревья. "Я буду для вас петь, — ошеломила меня. — Петь русские народные песни". От неловкости ситуации, переизбытка эмоций я то и дело пыталась вскочить с кушетки. Смольянинова продолжала петь, и мелодика, интонация, знакомые и незнакомые, опутывали меня кружевом и вуалью. Не желая того, я погружалась в глубокий элегический сон.

Я не припомню ни слова из тех песен, что пела мне Евгения Смольянинова. Мне становилось уютно в безопасном и привилегированном уединении. Я даже смутно начинала различать лица своих дедов — ни тот, ни другой не дожили до краха Империи в 1917-м. В моём воображении, как фата-моргана, возникал силуэт пятистенка в глухой таёжной деревне Русского Севера, стёртой с лица современных географических карт… приближалась линия Западного фронта, где с двумя Георгиевскими крестами пал дед "за Веру, Царя и Отечество"… И я не припомню, как долго убаюкивал голос Евгении Смольяниновой. Знаю точно: каждый звук укладывался в ожерелье алхимии русской культуры, мозаику метафизического сиротства и метафизического Отечества. "Цивилизации нужна — по слову Достоевского — не только похлёбка для здоровья".

Наш разговор продлился за полночь.

"ЗАВТРА". Евгения, русская народная песня — это путь. Что стало для вас его началом?

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.Вы знаете, об этом можно говорить, можно не говорить, но я всегда говорю об этом. Рассказываю, что была Ольга Федосеевна Сергеева. Когда я впервые услышала по радио её голос, то не знала, ни кто она, ни жива или не жива… Но её голос поразил меня в самое сердце. Приблизительно через год услышала её в Петербурге, Ленинграде тогда. Был небольшой концерт. Выступали фольклорные коллективы, а потом — Ольга Сергеева. И пока она пела, я неотрывно плакала, в каком-то смысле всласть плакала, такими очистительными слезами. С этого выступления Ольги Сергеевой началось выстраивание моей системы ценностей, а её голос стал тем путём, по которому я пошла без оглядки. И внешний мир для меня уже не очень существовал. Я не очень его хорошо воспринимала, потому что вся моя внутренняя сосредоточенность была посвящена поискам внутри себя тропы к такому пению.

"ЗАВТРА". Вы пришли потом за кулисы?

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.Нет, это невозможно было сделать, её окружали приближённые фольклористы, они никого не подпускали. Но, честно говоря, подойти тогда я и не смогла бы. Когда ты понимаешь, что перед тобой не просто человек, а человек, которого коснулась длань Божия, то охватывает странное чувство. И ты не можешь подойти, потому что это невозможно. Я тогда не формулировала так, но было именно так.

"ЗАВТРА". О каком времени мы говорим?

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.Это были 70-е—80-е годы. Неожиданный ренессанс народной песни. Открылось окно, из которого повеяло луговыми травами, лесами, живой радостью. Люди захотели жить в своей стране в своём народе, задышать, наконец, полной грудью. "Перестройка" подхватила эту жажду.

"ЗАВТРА". И тогда резко перестали хотеть жить в своём народе.

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.Я даже не хочу говорить на эту тему. Всё уже прошло, а Ольга Сергеева, записи её песен, остались..

"ЗАВТРА". Когда же вы познакомились?

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.В 1985 году я к ней приехала в деревню по рекомендательному письму.

"ЗАВТРА". Приехали как к учителю?

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.Именно так. И она меня учила. Она пела — я слушала. Такое обучение — лучшее, это как летать учиться. Так научить может только тот, кто сам умеет летать. Летать в высоком пространстве невовлеченности в сиюминутное, суетное и страстное. В пространстве, откуда открывается красота, благородство и величие каждой человеческой жизни. Ольга Федосеевна Сергеева так пела. Совершенно.…

"ЗАВТРА". Вы часто исполняете русские народные песни на концертах?

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.Да, конечно исполняю, но в очень малом количестве. В очень малом. Народная песня — не для сцены. Я пою только чтобы напомнить: она жива, она поётся… Я пою народные песни 33 года, и мне все время открываются новые возможности, какие-то до поры до времени скрытые во мне резервы. К этому невозможно привыкнуть, это радость, которая не имеет конца. Думаю, я всю жизнь учусь петь эти песни. Два года назад мне по-новому открылось умение исполнять песни Ольги Федосеевны. Я будто заново встретилась с нею своей душой.

"ЗАВТРА". И решили пересмотреть свой путь?

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.Пришло чёткое понимание, что толку воду в ступе… Два года назад после концерта в Екатеринбурге меня пригласили посетить Свято-Елизаветинскую богадельню. Я пела в палатах, глядя, как страдание живет с радостью. И вот одна бабушка, Екатерина спросила: "А вы знаете такую песню: "А любовь всё живёт в моём сердце больном"? И я запела романс "Хризантемы". Выглядело так: она сидела на своей кроваточке в халатике, я стояла перед ней и пела. И она, устремив глаза вдаль, будто в небо, пела со мной душою. Под этим впечатлением я вернулась домой, и мне вслед позвонили из богадельни: Екатерина скончалась. Я поняла тогда, она захотела пропеть напоследок главное: "…любовь всё живёт в моём сердце больном…" Встреча и разлука с Екатериной повлияли на мою жизнь..

"ЗАВТРА". Вы в чём-то разочаровались?

Евгения СМОЛЬЯНИНОВА.Задумалась. На сцене ты ослеплён рампой, огнями, и жизнь человека где-то далеко. А оказалось, она рядом, прямо перед тобой. И её горести, печали, в конце концов, смерть, становятся частью уже твоего пути. Но мы боимся потрясений. Боимся глубоких переживаний, тратим огромное количество сил, средств на то, чтобы не замечать боли, страданий, чтобы в погоне за иллюзией не отдавать себе отчета в том, что иллюзия эта в одну секунду может рассыпаться. Реальность мира такова, что он скорбный, а человек — смертен. Но вот он слушает русскую народную песню. И чувствует: смерть не является чем-то конечным. Потому что песня как бы содержит человека, его душу, его душевные переживания. Мы можем прикоснуться к песне и понять, что чувствовал человек много-много веков тому назад. Песня — это увековеченность во временном. Но если взрастаешь на песнях про "Чебурашку", то о чём говорить? Я задумалась о поисках форм исполнения, которые вылились в одну форму, а именно — быть Ариной Родионовной. Давать человеку возможность получить недостающую ласку, тепло, любовь, надёжность, заключающиеся в русских народных песнях и манере пения, от Ольги Сергеевой мне перешедшей.