Валентин Зорин - Мистеры миллиарды

Но еще до трагической развязки отец и сын убедились если не в своих заблуждениях, то хотя бы в том, что столь одиозные высказывания могут вслед за политической карьерой отца торпедировать карьеру сына, навсегда похоронив его мечты о Белом доме. И быть может, не так уж далеки от истины те американские политические писатели, которые считают, что внезапная перемена фронта, вступление Джозефа Кеннеди-младшего в состав американских военно-воздушных сил и участие в борьбе с гитлеровской авиацией были не столько проявлением его патриотизма, сколько результатом холодного политического расчета. Мыслилось, что форма военного летчика прикроет политические грехи молодости. Дескать, кто после войны осмелится бросить камень, напомнив молодому политику о призывах к сотрудничеству с Гитлером, когда за его спиной будет участие в войне.

Кстати, не вполне соответствует действительности принятая в американской пропаганде версия об обстоятельствах гибели летчика Кеннеди в продолжительном героическом и упорном бою. Дело обстояло несколько прозаичнее. 12 августа 1944 года Джозеф Кеннеди поднял с одного из английских аэродромов тяжелый бомбардировщик, на котором находилось одиннадцать тонн фугасных бомб. Было запланировано, что, набрав высоту и положив самолет на заданный курс, летчик выбросится с парашютом и опустится недалеко от аэродрома, а самолет, управляемый по радио, подобно самодвижущейся торпеде, обрушится на базу немецких подводных лодок на побережье Бельгии. Что произошло на борту самолета, в точности неизвестно, но при наборе высоты, едва взлетев с аэродрома, самолет со всем своим смертоносным грузом взорвался в воздухе.

Похоронены были лишь надежды, которые связывались со старшим из сыновей Джозефа Кеннеди.

Словно бы расплачиваясь за близорукость и просчеты, за преступный эгоизм тех, кто заигрывал с гитлеризмом и германской военщиной, надеясь толкнуть ее на Восток, погрев при этом руки, кто уподоблял политику торговле лошадьми, обременив весы судьбы собственными ошибками и заблуждениями, Джозеф Кеннеди-младший сам стал жертвой молоха войны.

Теперь старый Джозеф, уже дважды споткнувшийся на тернистом пути к вершинам государственной власти, но отнюдь не думавший отказываться от того, чтобы некогда третировавшаяся спесивой бостонской знатью фамилия Кеннеди воцарилась в резиденции американских президентов, возложил свои надежды на второго сына. Сам он как-то в беседе с журналистами, разоткровенничавшись, сказал: «Я ввел Джона в политику. Только я один. Я сказал ему, что Джо умер и теперь на нем лежит ответственность быть избранным в конгресс. Он не хотел. Он считал, что не способен к политике, а я сказал: ты должен». Не сочтите это за хвастливую болтовню старца, впавшего в маразм. Джон Кеннеди поведал как-то приятелю о начале своей политической карьеры: «Все это выглядело так, как будто меня призвали. Мой отец хотел, чтобы старший сын был президентом. «Призвали», пожалуй, даже не то слово. Он потребовал. Ты же знаешь моего отца».

Но Кеннеди-старший не ограничился «призывом». Первую политическую кампанию сына он провел так, как будто избираться в конгресс предстояло ему самому. Джону была отведена роль сугубо пассивная. От него требовалось улыбаться, пожимать руки, говорить милые банальности.

Дело происходило осенью 1946 года. Трамплином, с которого Джон Кеннеди в соответствии с решением своего отца должен был прыгнуть в Вашингтон, стал Бостон. К тому времени семейство Кеннеди давно уже не имело ничего общего с этим городом. После того как Кеннеди-старший перебрался в Нью-Йорк, поближе к фондовой бирже, члены кеннедиевского семейства бывали в Бостоне лишь короткими наездами. Почему именно Бостон был избран Кеннеди-старшим, сказать трудно. Возможно, потому, что восьмидесятидевятилетний Фитцджеральд — «милашка Фитц» — был еще жив и пользовался влиянием у бостонской знати.

Так или иначе, летом 1946 года в лучшем отеле города «Ритц-Карлтон» главой семейства был снят дорогой многокомнатный номер, в котором обосновался штаб первой из предвыборных кампаний Джона Кеннеди. На себя папаша взял все дела с городскими политиканами, боссами машины демократической партии. Не доверяя способностям и опыту сына, старик приставил к нему в качестве ментора-наставника своего старинного приятеля и дальнего родственника, большого мастака по части обделывания политических делишек некоего Кейна. Впоследствии Джон Кеннеди так вспоминал о первом политическом уроке, преподанном ему этим махинатором. «В политике, — витийствовал Кейн, — нет друзей, есть только сообщники... Политика подобна войне. Чтобы победить, нужны только три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги».

Впрочем, чего-чего, а этих трех вещей у Джона Кеннеди с первых шагов его на политическом поприще было предостаточно. Старик не скупился. В порыве откровенности он даже брякнул фразу, о которой не раз потом пожалел. «С теми деньгами, — сказал он, — которые я потратил в 1946 году, я мог избрать в конгресс не только Джона Кеннеди, но даже и собственного дворника». По самым скромным подсчетам, в тот раз Кеннеди-старший выложил четверть миллиона. Это по самым скромным.

Уже тогда определилась и еще одна характерная для всех последующих предвыборных кампаний Кеннеди черта. В них самое активное участие принимали не только отец, но и все остальные члены «клана Кеннеди»: братья, сестры, мужья сестер и даже мать. Хотя, пожалуй, «принимать участие» — это не вполне точно. Мадам Роза Кеннеди играла ключевые роли во всех важнейших политических кампаниях сына. Когда впервые политиканы из штаба Кеннеди предложили, чтобы мадам Кеннеди приняла участие в кампании, засомневался было сам старик. «Помилуйте, — сказал он, — да ведь она уже бабушка, какой из нее политик!» Но когда ему объяснили, что появление на предвыборных собраниях пожилой женщины с золотой звездой на платье (золотая звезда — отличительный знак, который носят в Америке матери, потерявшие сыновей на войне) будет играть важную роль, Джозеф Кеннеди поддержал идею.

Именно с тех пор пошли в ход знаменитые «чаепития» Розы Кеннеди — нечто новое в деле обработки американских избирателей и прежде всего избирательниц. Десятки, а затем и сотни удивленных и немало польщенных жительниц Бостона (исключительно жительниц), мужья которых играли в городе определенную роль или пользовались влиянием в тех или иных кругах, получали по почте отпечатанные на бристольском картоне приглашения, в которых значилось, что госпожа Роза Кеннеди и ее сын Джон Кеннеди будут чрезвычайно рады видеть у себя имярек.

Имярек, естественно, являлась на чаепитие. Во время чая гостьям представляли Джона Кеннеди, но не как политического деятеля, а просто как человека с изысканными манерами и обаятельной улыбкой. Разговоры о политике были сведены до минимума, и все носило очаровательно неофициальный характер. Правда, иногда предвыборная речь все-таки произносилась, но в светски непринужденной, вполне чайной манере.