Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6568 ( № 38 2016)

Однажды тонкой полупрозрачной ниточкой пробился к корням Дерева торопливый ручеёк с чужедальней стороны. Он тихо и мелодично журчал о том, что его вода вкуснее, и стоит попробовать её, и что негоже целый век пользоваться одним и тем же, нужно менять свои вкусовые пристрастия, в его краях это считается модным. Негромко и настойчиво пел ручеёк свою песню, подмывая корни Дерева с одной стороны и пытаясь подступиться к ним с другой.

Дерево не видело ничего плохого в том, чтобы пить влагу из обоих источников, но время от времени вода второго из них приносила незнакомый привкус. А окрепший ручеёк журчал о том, что стоит привыкнуть – и будет вкусно, что его вода напоит пол-леса и скоро её хватит на все растения той стороны, где растёт Дерево, и что другие заморские растения, чьи семена он принесёт, Дереву понравятся, и что лесник уже на то согласен.

«Ладно, – думало Дерево, – пусть несёт воду моим корням, ничего плохого со мной не может случиться». Но потом одна из его главных ветвей начала меньше зеленеть и перестала радоваться прилёту птиц. Заметив это, Дерево направило силы на новые побеги, помогло им напитаться родниковой влагой, поднимающейся от корней по стволу, – и стала ещё гуще и зеленей листва на этой ветви. И другая ветвь сохранила свою силу, которую дарил ей родник.

Ещё одна ветвь, которая считала себя самой красивой, но обойдённой в признании своей красоты и потому – и первенства (ветер с далёкой стороны, где все реки бегут в океан, уверял её, что красота правит миром, а ещё – сила) решила стать заметнее благодаря новым струям второго источника, напевавшего ей хвалебные песни. А те, другие, не слушали его похвал: занятому нужным делом не до светских комплиментов. Младшей ветви – она выросла чуть позже, чем остальные и, ценя свою красу, была не столь строгой к себе и к другим – нравилось слушать о своей привлекательности и возможности прославиться в других участках леса, раз здесь её недостаточно ценят.

Стала редеть крона Дерева, всё чаще в непогоду срывало с неё охапками листья, и разносил их ветер неведомо куда. Начало терять силы Дерево из-за того, что один из корней был подмыт и ослаблен, и из-за того, что перестали понимать ветви друг друга. Грустным теперь выглядело Дерево. Не расти ему, как хочется одной из ветвей с молодой шумливой листвой, в другом месте: где корни, там и расти положено. Без них – погибель, а корни для всех ветвей, сколько их ни есть, – общие.

Дерево само выберет, из какого источника корни поить. Не слушать бы ему глупой листвы, что напилась из пришедшего издалека ручья, как недозревшей браги. Вот опять трещат сороки – увидели что-то новое в лесу и спешат тараторить о том, что другие ещё не знают. Про свободу выбора и убеждений, про то, что всякий желающий может убеждать любого в том, что ему самому больше нравится: на то и естественный отбор, чтобы выживал сильнейший, а для победы все средства хороши.

В немирных лесах, непроходимых чащах так не раз уже бывало. И глумилось потом болото, что наводнило землю под берёзками, над ними и осиротевшей полянкой, и ухало трясиной на прилетавших поживиться лягушками цапель. Ни грозы, ни пожара в лесу не случилось, а неуютно стало Дереву, неспокойно. Лесник бы вовремя заметил, да перестал мечтать о пальмах в своём лесу: почва им другая нужна, да и температура тоже. Сами не выживут и здешний лес погубят. Не родня они лесу, не уживутся вместе.

Выстоять Дереву – выжить и лесу.

Чистая нота «Волошинского сентября»Выпуск 1 (10)

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Книжная полка

Крымские страницы русской поэзии. – СПб.: Алетейя, 2015. – 464 с. – 1000 экз.

Эта книга – из музея. Почти в прямом смысле. И не из простого музея, а Дома-музея Максимилиана Волошина в Коктебеле. В 1975 году этот музей был открыт (это к тому, что советская власть якобы запрещала чуть ли не весь Серебряный век). А с 2003 года в Коктебеле проходит Международный научно-творческий симпозиум «Волошинский сентябрь». За годы своего существования этот симпозиум стал не только заметным явлением в культуре Крыма, но и внятной точкой на литературной карте России. Многие крупные поэты России и мира побывали в Коктебеле и поучаствовали в интереснейших программах форума. И вот родилась идея создать антологию, включив туда стихи многих заядлых «коктебельцев-волошинцев». Конечно, ни одно такого рода мероприятие не может претендовать на полноту охвата имён и тенденций... «Волошинский сентябрь» не исключение. Возможно, в этой книге стоило бы избежать подзаголовка «Антология современной поэзии о Крыме», поскольку всё-таки на антологичность издание не тянет. Но как позиционирование довольно большой группы поэтов, и поэтов значимых, книга представляет известную ценность.

Отрадно, что в книге известные авторы соседствуют с именами менее раскрученными, но от этого не менее ценными. Наверное, нет смысла в этой рецензии акцентировать внимание на стихах Геннадия Русакова, Олега Чухонцева, Евгения Рейна. Олеси Николаевой, Александра Городницкого. Это, как всегда, выглядит утончённо, эстетически выверенно, значимо. Желание работать с образным строем, искать свой поэтический путь и интонацию демонстрируют и молодые авторы. Вот яркие строки Светланы Хромовой:

Так произносят: «Ты мне ничего не должен»,

Так забывают, не могут вспомнить вкус крови.

Небо ложится на крышу кареты, стекает с кровли

Мира, который сегодня навек возможен.

Логичным, хоть в данном случае вытекает из догм алфавитного принципа составления, смотрится появление в начале книги стихов Владимира Алейникова, одного из легендарных «смогистов», давно ведущего крымско-отшельническую жизнь.

Если же голову вскинуть –

Может гордиться душа,

Что заповедные вина

Пили и мы из Ковша.

Вообще в книге много откровений. То ли Крым – одно из лучших мест для поэтического мирочувствования, то ли сама история в современном своём звучании добавляет к стихам новый контекст, то ли составители Андрей Коровин и Андрей Скворцов уловили некий тайный стихотворный крымский нерв, опутывающий русское стихосложение плотно, иногда до удушья, а иногда как спасение от падения в бездну невнятицы и хаоса.

Трогают строки уже ушедших и не до конца оценённых пиитов. Вот Валерий Прокошин:

Мы и сами птицами раньше были,

Только вы об этом забыли или…

Нас ещё при Чехове здесь убили.

Вот Лев Болдов:

Этот странный мотив – я приеду сюда умирать.

Коктебельские волны лизнут опустевшие пляжи.

Чья-то тонкая тень на подстилку забытую ляжет,