Тарик Али - Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность

Все вооруженные суннитско-исламистские группы, которые в то время, когда пишутся эти строки, заняты джихадом против других мусульман и Великого Сатаны, являются детьми этого созвездия.

Организация Маудуди в новом Пакистане не процветала. Государственным чиновникам запрещалось состоять в политических партиях. «Джамаат-э-Ислами» вскоре занялась прагматическим исправлением своей программы. Не имея возможности внедриться в государственные институты, они назначили сами себя проводниками идей ислама в новом государстве. Поскольку сикхи и подавляющее большинство индуистов покинули те области, которые теперь стали Пакистаном, что отняло у исламистов такое пугало, как врагов-неверных, религиозное сектантство набросилось само на себя. Одна такая кампания должна была потребовать объявления вне закона существующей внутри ислама секты ахмадитов [95], на которых Маудуди до тех пор не обращал внимания. Ахмадиты были последователями Мирзы Гуляма Ахмада (1835–1908), мусульманского проповедника, который заявил, что у него тоже есть опыт в области божественного откровения. Поскольку Коран недвусмысленно заявляет, что последним пророком был Мухаммед, то ортодоксальные ученые в семинарии Деобанда увидели в этом заявлении возмутительное богохульство. Как только количество последователей Мирзы стало расти, члены секты Деобанди начали кампанию против новой ереси, несмотря на то что, если оставить в стороне спор об откровении, ахмадиты верили в то же, что и все остальные мусульмане, с учетом региональных вариаций.

В мусульманском государстве, утверждали ортодоксы, ахмадиты должны быть объявлены религиозным меньшинством вне ислама, с такими же правами, что и христиане или индусы, но им следовало запретить выглядеть, как мусульмане, и состоять в мусульманских организациях. Кампания против ахмадитов была начата религиозными группами, к которым примкнули беспринципные и амбициозные политики, в особенности получивший образование в Оксфорде министр финансов Пенджаба Мумтаз Даултана. Премьер-министр Пакистана Зафарулла-хан был членом этой секты и, к чести своей, смог противостоять давлению фундаменталистов. Он публично признал свое членство в организации ахмадитов, обратившись к конференции ахмадитов в Карачи.

Маудуди, который сначала смотрел на все происходящее с неприязнью, вскоре понял, что соперники могут обойти его, и вступил в политическую борьбу в характерном для него стиле. Он сел и сочинил весьма ядовитый текст под названием «Проблема ахмадитов». За восемнадцать дней, до запрещения этой книги, было продано 57000 экземпляров. Ее подстрекательский характер разжег страсти ортодоксов, что сделало Маудуди главной фигурой в последующих событиях.

В начале 1953 года Пенджаб потрясла целая серия тщательно подготовленных беспорядков. Это мои первые воспоминания о религиозном восстании. Обувной магазин, располагавшийся под квартирой нашего семейства в Лахоре, арендовала семья ахмадитов. Однажды, возвращаясь из школы, я увидел, как магазин штурмует крайне агрессивная толпа, а полиция спокойно наблюдает за этим со стороны. Отец оттащил меня, не дав досмотреть эту сцену. На следующий день я заметил, что фасад магазина разбит вдребезги. Управляющий спасся бегством, получив несколько ран.

На той же неделе центральное правительство ввело в Лахоре военное положение и комендантский час. Солдаты открывали огонь по людям, носящим бороду. В течение двух дней беспорядки были подавлены. Маудуди и его коллега Кавзар Ниази были арестованы и обвинены в измене. Виновными были признаны оба, но Маудуди приговорили к смертной казни, впоследствии замененной несколькими годами тюрьмы. Ему поставили в вину также и его книгу. Кавзар Ниази не отказал себе в удовольствии бросать в толпу призывы к насилию и всякого рода непристойности, чем вверг ее в такую ярость, что она окружила и растерзала стоявшего на посту полицейского [96]. Из-за участия в подстрекательстве к мятежу, который мог бы в дальнейшем послужить интересам его фракции в Мусульманской лиге, Мумтаз Даултана вынужден был уйти в отставку, и его политическая карьера на этом закончилась.

Был созван суд присяжных, председателем которого стал судья Мухаммед Мунир, а одним из членов — судья М.Р. Каяни [97], чтобы расследовать «дело о беспорядках, направленных против ахмадитов». Отчет об этом судебном заседании на 387 страницах, опубликованный в апреле 1954 года, является единственным модернистским текстом в истории страны. Вместе того чтобы быть похороненным в архивах, он должен был бы войти в учебные планы университетов или, по крайней мере, быть доступным для читателей библиотеки Военного колледжа в Куетте. Мунир и Каяни в своих рекомендациях не знали страха. Они высмеивали встревоженных мулл и предупреждали страну, что исламское государство будет для нее бедствием.

Беспорядки, о которых идет речь, были спровоцированы рядом религиозных лидеров — улемов [98]— во исполнение их требования, чтобы правительство официально признало ахмадитов немусульманским меньшинством и предприняло другие репрессивные действия в отношении членов этого движения. По поводу призыва улемов, чтобы Пакистан стал официальным «исламским государством и были приняты меры против ахмадитов», в отчете говорилось:

«Таким образом, вопрос о том, является или не является человек мусульманином, будет иметь принципиальное значение, и именно по этой причине мы попросили большинство ведущих улемов дать свое определение тому, что такое мусульманин. Суть дела состоит в том, что если улемы разных сект посчитали, что ахмадиты являются кафирами (неверными), то они должны не только совершенно четко обосновать, почему они так решили, но также и определить, кто такой мусульманин, поскольку утверждение о том, что некое лицо или сообщество не вписывается в лоно ислама, предполагает наличие у обвинителя точных познаний на тему «кто есть настоящий мусульманин».

Результат этой части расследования, однако, нельзя назвать удовлетворительным, и если в умах наших улемов существует неразбериха по такому простому вопросу, можно легко представить, каковы будут различия по более сложным проблемам. Ниже мы приводим дословное определение понятие «мусульманин», данное каждым алимом [99]».

В судебном отчете воспроизводятся дословные ответы разных улемов на вопрос: «Кто такой мусульманин?» Судьи наверняка наслаждались этой сценой. Их официальное заключение звучит, как и подобает, бесстрастно:

«Принимая во внимание те несколько определений, которые дали улемы, мы вряд ли должны давать какой-либо комментарий, за исключением того, что среди этих ученых богословов не нашлось даже двух человек, которые дали бы одинаковые определения этого фундаментального понятия ислама. Если мы попытаемся дать наше собственное определение, как это сделал каждый ученый богослов, и это определение отличается от того, которое дали все остальные, мы единодушно признаем, то уходим из лона ислама. А если мы принимаем определение, данное кем-нибудь одним из улемов, то остаемся мусульманами в соответствии со взглядами этого алима, но кафирами по определению какого-либо другого».