Джон Кампфнер - Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости

Опытный радиопродюсер рассказала мне, что подготовила для крупной радиостанции документальную передачу о трудностях, с которыми столкнулись арабы и палестинцы в крупных американских городах в конце 2001 года. Она обнаружила, что несколько человек было задержано без предъявления обвинений и что семьи этих людей не были извещены об их местонахождении. Когда с программой познакомились редакторы, их реакция оказалась крайне скептической. Так не бывает, сказали они. Когда же она представила доказательства, ее попросили отказаться в передаче от категоричных высказываний. Из страха вызвать отрицательную реакцию эту программу передали по местному вещанию, а не по общенациональному.

Желание репортеров и редакторов избегать проблем обострилось в период между атаками 11 сентября, «освобождением» Афганистана и подготовкой к войне с Ираком. Это не было исключительно американским явлением, но журналистика США лидировала в транслировании официальной лжи и оказалась неспособной должным образом призвать власти к ответственности. Тем не менее в стране нашлось много достойных исключений. «Нью–Йоркер» показал пример хлесткой, бесстрашной и вдумчивой журналистики. Не остались в стороне «Нэйшен», «Нью–Йорк ревю оф букс», обозреватели интернет–сайтов, а иногда и крупных газет.

Что касается «Нью–Йорк таймc», то тексты Джудит Миллер об оружии массового поражения вызвали бурную дискуссию. Зимой 2001 года и весь 2002 год лауреат Пулитцеровской премии публиковала серию привлекших всеобщее внимание материалов о военных амбициях Саддама. Обнаружилось, что основаны они были главным образом на недостоверной информации, предоставленной Ахмедом Чалаби, ведущей фигурой в оппозиционном Иракском национальном конгрессе, который поддерживал тесные политические и деловые связи с американскими неоконсерваторами. Статьи Миллер помогли задать тон большей части неверных сообщений, подготовивших эту войну. Впоследствии «Нью–Йорк таймс» пыталась оправдаться, пробовала разобраться в том, что случилось, но тогда Миллер делала только то, что и другие: помогала правительству, снимая с него излишнее бремя доказывания, чтобы обосновать действия своей страны.

Журналисты и политики поддались на уговоры и подтасовку. Когда в Концепции национальной безопасности, подготовленной администрацией Буша в 2002 году, было заявлено, что «единственной устойчивой моделью национального благосостояния» является «свобода, демократия и свобода предпринимательства», этот тенденциозный вывод вызвал мало возражений. Развязав себе руки, Буш использовал доклад о положении дел в стране, чтобы наметить «ось зла»: Ирак, Иран, Северная Корея. Он заявил, что его правительство сделало «все, что было в его силах», чтобы защитить «свободу» на американской земле, и что теперь, «чего бы это ни стоило», следует сделать то же самое для распространения «демократии» за ее пределами. Естественно, о тех странах, где американским интересам ничто не угрожало, речь не шла. О нарушениях прав человека в Саудовской Аравии, например, упоминали редко — как и о том, что в организации атак 11 сентября участвовало больше саудовцев, чем граждан любой другой страны. «Реальная политика» процветала, но ей не позволено было вторгаться в публичные выступления. В соответствии с мантрой Буша, народы «несвободных» стран, став «свободными» (насильно, если потребуется), должны принять демократию и благодарить своих освободителей. После того как избирателей по всему миру должным образом проинформируют у урны для голосования об имеющихся альтернативах, они должны в любом случае предпочесть «просвещенный» западный вариант. Неоконсерваторы в качестве исходного положения своей политики приняли гегемонию Америки. Крах советской империи в 1989 году рассматривался как идеальное подтверждение доктрины правых, которая утверждала: все хотят жить в демократическом обществе со свободной рыночной экономикой. Политика поддержки европейских диссидентов–антисоветчиков с 8о–х годов к 2003 году превратилась в насильственный экспорт демократии на Ближний и Средний Восток. Идеологов, которые взялись направлять Буша, нельзя было упрекнуть в отсутствии четкости или простоты. Была заимствована во многом лицемерная концепция гуманитарной интервенции, и снова возражений почти не прозвучало.

Во время вторжения в Ирак я на собственном опыте столкнулся с явлением сознательного легковерия. В марте 2003 года я провел некоторое время при Центральном командовании Вооруженных сил [39], наблюдая за подачей новостей из зоны военных действий, — это было нужно для съемок документальной программы Би–би–си «Правда и ложь о войне» (War Spin). Сотни журналистов и их «попечителей» обосновались в замкнутом пространстве палатки в пустыне неподалеку от Дохи, столицы Катара. Стратегия американцев заключалась в том, чтобы сосредоточить внимание на видеоряде и «правильно» подать сообщение, пропустив информацию через Доху и Пентагон. Основной принцип состоял в том, чтобы обеспечить нужные телевизионные кадры, сопроводив их комментариями корреспондентов, прикомандированных к американским и английским частям в Ираке. Вне зависимости от своего профессионального статуса, эти «прикомандированные», естественно, опасались восстанавливать против себя солдат, от которых буквально зависела их жизнь. На стратегию Пентагона оказывали влияние голливудские продюсеры кинобоевиков, в частности Джерри Брукхаймер, продюсер фильма «Падение 'Черного ястреба»'. Он высказал свое мнение в интервью, прозвучавшем в нашем фильме:

Вы должны иметь определенные связи. Только тогда они вас подпустят. То, что эти люди делают там, эти мужчины и женщины, просто удивительно. Если вы сторонник нашей точки зрения — что мы достойны мира и что мы выступаем за сохранение человеческого достоинства, — тогда эти люди действительно рискуют, причем рискуют своими жизнями.

Мы обнаружили, что реалити–шоу было разыграно в реальном театре военных действий. Нам удалось выяснить, что одна из историй в ходе иракской кампании, представляющих большой «общественный интерес» — освобождение молодой военнослужащей Джессики Линч из лап злобных иракцев, — была в значительной степени сфальсифицирована. История захвата всеамериканской героини иракцами и ее освобождения отрядом специального назначения армии США стала одним из величайших патриотических эпизодов этого конфликта. Я писал тогда:

Это не могло произойти в другой, критический момент, когда шли разговоры о том, что коалиционные силы увязли, что до победы еще далеко. Ее освобождение запомнится как один из наиболее ошеломляющих новостных эпизодов, когда‑либо специально разработанных. Оно обеспечивает исключительную возможность оценить действительное влияние голливудских продюсеров на чинов Пентагона, ответственных за подачу новостей, и создает шаблон, по которому Америка надеется рассказывать о своих будущих войнах.