Газета Завтра Газета - Газета Завтра 613 (34 2005)

Последнее кладбище, индивидуальное. Единственная могила у дороги. Столик. Скамья. Сажусь. Поминаю Тольку Попова квасом. Хотя сам он был крутой, огнеметный, весело пьющий мужик. Был смел и ядовито-насмешлив. Всякая работа в руках горела. На своем "Москвиче" не вписался в этот поворот, машина нырнула с насыпи в ручей. Ноги у него зажало. В ледяной воде по грудь сколько ему удалось прожить? Утром хватились. Пока искали — кончился Толька. Я тогда этот столик соорудил, сиденье. Каждый год поминаю.

Живые и мертвые — это естественно и навсегда. Странно только, что иной мертвый для тебя живее живого.

В дальних дорогах кресты на обочинах, венки, памятники, даже часовенки мелькают справа и слева. На асфальте жизнь кипит, а за кюветом, как за некоей стеной, — благодать небес. Гонишь свой "Восход" под сотню, ликуешь, песню "Любэ" орешь. А чуть немного оплошал — и псалом тебе.

Но сегодня на этом двенадцатикилометровом пути по шоссе мне песни не поются. В душе — молитвенные мотивы. Хотя всегда с радостью навещал фермера Красова, крестника своего на ниве свободного земледелия. Еще в горбачевские времена публикацией в "Молодой гвардии" сманил я его с семьей из тесноты кубанских черноземов сюда на волю комариной Руси, на пустующие земли в брошенных деревнях. За двадцать лет он чудесным образом укоренился, два дома построил— кирпичный и деревянный, четыре трактора заимел разного хода и мощности. Комбайн. Мастерские — деревообделочную и автомобильную — с подъемником. Молокозаводик открыл. Вырастил здесь дочку и трех сыновей. Выучил их в Вологде, сняв там квартиру и обеспечив "Волгой" для поездок домой, когда соскучатся. Поседел здесь, высох до жил. Дедом стал. Средний сын перенял у него хватку и вкус к самостоятельности. Стал отец уже понемногу от дел отходить. Сын в коренники впрягся. Для меня этот парень вслед за отцом становился светочем, русским героем-первопроходцем, счастье добывающим своими руками, всем серым мужикам живой пример. А нынче приезжаю на родину в отпуск, разворачиваю местную газетку, на тебе! В отделе объявлений весь перечень названной мною выше техники вижу в рубрике "Продается". И адрес: ферма Дудинская. И подпись: Красов Н.А.

Спрашиваю у соседа, что стряслось со знаменитостью? А сын у него, говорит, погиб в аварии. Его "Волгу" протаранила грузовая десятитонная фура.

До сих пор из "маузера" выцеливает в небесах над Русью Верховный комиссар людей высокого полета. Унижает жизнелюбивых и дерзновенных. Равняет с пресными. Трудовой азарт, служение родной земле, революционный опять же замах — все на мушку берет. А на меня еще один грех вешает: не вводи во искушение, не соблазняй людей в своих писаниях землей и волей.

Съезжаю с асфальта в соснячок, по песчаной дороге километр и вот она— ферма Красова. Глушу мотор. Тихо как на кладбище. Оба дома на замке. Даже собак нет.

Как-то купят это хозяйство? Целиком или по частям? На вывоз или с землей? Кто теперь обоснуется на этом высоком берегу одного из притоков Северной Двины? А мне это уже и не интересно. Прощаюсь навсегда. Бью подметкой кирзача по стартеру мотоцикла. Усилием воли стараюсь унять активность слезных желез. Еду к живым.

Сенокос в этом году идеальный. Месяц — стойкая жара, убедительная сушь. Чувствуется — так и до сентября простоит. В отличие от Потаповских лугов Верхние поля все еще косятся. Правда, уже по двупольной системе. Такая новация введена в обиход смекалистым северным мужичком в период его борьбы с наступающей экологической девственностью. Половину площадей он скашивает в один год, половину в следующий. Такая получается художественная стрижка лугов. Потому что сена кооперативы требуется в два раза меньше, чем растет на его землях. Скоро введут мужики трехполье. А дальше мельчить без потерь уже будет невозможно. За четыре года некошеная земля прорастает ольхой в палец толщиной. Бульдозер для корчевки потребуется. Уже и на Верхних полях запущены под лес полянки и низинки. Уже и тут, если и косят половину, то только где поровней, где меньше трясет тракториста. Отступают под напором дикой зелени. Потому что нет заградотрядов в виде голодной, ревущей скотины. Потому что теперь никто не контролирует поголовье. Голодная, орешь благим матом, сена требуешь — под нож тебя, буренушка. Не выступай. У остальных от этого только удои повышаются. Производительность растет. Все бы хорошо, да только тенденция настораживает. Сейчас в кооперативе шестьдесят голов, хотя еще в прошлом году было восемьдесят. Значит, через два-три года может остаться десять красавиц удоистых. И это на двадцать человек работников. А помнится, у "архангельского мужика" Николая Сивкова, у одного, было около ста голов. С сыном и наемным работником он управлялся с сенокосом для такого стада. И тоже, как вспомнишь, Бог его рано прибрал. В шестьдесят лет, в самый разгар славы единоличной трудовой, силы и желания "всем доказать", сгорел "Борода" от болезни за месяц...

Нравится мне, как сенокосят нынешние "кооператоры". За всю страду нога мужика не ступит на пожню. Точно сказано: механизатор. Он валит траву с трактора. Ворошит с трактора. Закатывает в рулоны— опять же со своего любимого "Владимирца". Потом клыками стальными с помощью тракторной гидравлики грузит рулоны на платформу КамАза. А машина эта, как известно, самосвал. Кнопку нажать — и рулоны под навесом.

Конечно, для такого удовольствия солярки и запчастей требуется немеряно. Конечно, рентабельность отрицательная. Естественно — на дотации одна надежда. На бюджет.

А спрошу я вас, когда были рентабельны деревенские хозяйства на Руси? А до середины прошлого века, до самых до шестидесятых годов. Когда косилки запрягали парой коней, наши матери махали деревянными граблями времен Рюрика, наши уцелевшие в войну отцы метали сено в зароды пятиметровыми вилами, а мы, мальчишки, подвозили им сено на санях и волокушах. Ни бензину тебе, ни запчастей. Не шучу. Доходные были даже наши северные деревни. И страну кормили, и "на палочки" трудодней мы что— то получали.

А сейчас сельское хозяйство в зоне рискованного земледелия, что и составляет коренную нашу Родину, как гонки на аква-байках — дорогое удовольствие.

И единоличникам нынешним про секреты рентабельности объяснять не надо. У них-то до сих пор в ходу коса времен крещения Руси. И Вадик, мой сосед по деревне, у которого я одолжил электронный прерыватель зажигания для мотоцикла, все лето с косой на плече.

После экстремального заезда в сумерках сижу на крыльце и пью чай. Гляжу, как он с косой и баклажкой в целлофановом пакете ползет в густой траве на горку. По вечерней росе ладится "робить". Мне кажется, он не косить, а траву кушать ползет. Он и в самом деле травой питается, только пропустив ее через корову. Такой большой кузнечик. Насекомое. Дзинь, дзинь в траве косой. Травоядное. И очень рентабельное. Хотя богатеет, конечно, не с земли. С отхожего промысла сына Алешки. Ну и немножко еще с совместных супружеских пенсий. Конь-мезенец Орлик и статная кобыла Верная в их семейном хозяйстве— для выезда. Алешке "для души". "Владимирец" почти новый — это уже настоящее рабочее тягло. На солярку и запчасти Алешка в городе зимой зарабатывает. Дотирует себя самого. И сварочный аппарат у него с тех заработков, и бензопилы, и электроинструмент. Про двух коров, овец и всякую прочую мелкую живность не говорю.