Александр Жигарев - Анна Герман

Однажды она проснулась среди ночи с какой-то непонятной тоской в душе. Все вроде бы идет нормально. Самое главное - ребенок здоров. Сама она тоже ни на что не жалуется. И все-таки чего-то не хватает. Ага! Понятно чего: почему-то все время молчит телефон. А телефон в ее сознании связывался с репетициями, концертами, бурными гастрольными планами. Она встала, надела домашние тапочки, включила настольную лампу и подошла к телефону. Сняла трубку. Гудка не было. Она улыбнулась, от сердца отлегло: "Ах, Збышек, Збышек-старший! Хитрец! Ты оберегаешь мой покой. И вносишь в мое сердце беспокойство. Я-то ведь все еще певица, и я должна петь. Я хочу петь! Очень хочу!.."

На следующий день она сама включила телефон и теперь, одевая сына, все косилась на аппарат, как на человека, который должен сообщить нечто неожиданное и радостное. Но телефон молчал. Звонки, конечно, изредка раздавались. Но звонили из прачечной, химчистки. Потом позвонила какая-то подруга, еще по школе (она живет по-прежнему во Вроцлаве и сейчас в Варшаве проездом). Кто-то ошибся номером...

Тревога сжала ей сердце: "Вот так! Тебе не звонят, и ты не звонишь. Не звонят тебе - это понятно, значит, ты не нужна, как раньше. Но вот почему ты не звонишь? Гордая! Вчерашняя звезда! Звездная болезнь на склоне... Наверное, у всех людей так, чем бы они ни занимались: когда молод и энергичен, нужен всем, а когда наступает старость - никому. Ой, что это я подумала о старости? И как только не стыдно? Мать крохотного ребенка. Мать, а не бабушка". Она набрала номер телефона пана Анджея. Было три часа дня. Анна набрала номер машинально, не рассчитывая застать его дома. Но он как раз "забежал на минуточку".

- Ой, как я рад, пани Анна! Тут, знаете ли, столько предложений... Но ваш муж просил вас пока не тревожить. Ох уж эти мне мужья! Им не понять душу артиста. Так я собираю состав?

Репетиции начались через несколько дней, и она снова погрузилась в концертную жизнь - трудную, суматошную, изматывающую, но для нее единственную. Сольных концертов почти не было. Зато было множество сборных. Анна узнавала о них в последнюю минуту. Из-за этого сильно нервничала, быстро переодевалась и мчалась на такси в какой-нибудь Дом культуры. Публика по-прежнему горячо принимала ее. Аплодисменты выделяли и отделяли Анну от остальных артистов, участвовавших в таких концертах. В основном это были молодые люди, только еще начинающие, или пожилые, уже заканчивающие и теперь всеми способами продлевающие свой век на сцене.

Из Советского Союза приходило много радостных и ободряющих писем. От Качалиной - очень сердечные и в то же время деловые, содержащие интересные планы и предложения. От людей, которых она не знала, - эти письма она ценила вдвойне: они свидетельствовали об огромном успехе песен, которые были записаны в Москве и теперь стали любимыми. Анна получила официальное приглашение Советского телевидения выступить в заключительном концерте главной музыкальной программы года "Песня - 1977" с песней Владимира Шаинского и Михаила Рябинина "Когда цвели сады" и с радостью приняла это приглашение. Правда, до этого ей еще раз довелось приехать в Советский Союз (всего на несколько дней), в Донецк - на фестиваль "Дружба молодежи". Она вспомнила недавние мысли о грозящей старости и невольно улыбнулась: "Все-таки фестиваль "Дружба молодежи"!"

Она уже много лет не пела в одном концерте вместе со звездами польской эстрады. Те смотрели на Анну, как смотрят молодые самоуверенные футболисты на вчерашнего прославленного форварда, который потерял и скорость и силу удара, но все еще пытается удержаться в лидерах...

А в этом концерте в Донецке главной звездой был Чеслав Немен - певец и композитор, глубоко современный, правда, на взгляд Анны, иногда сложный для восприятия, но имеющий огромную армию поклонников и последователей во многих странах. Сам Немен не особенно охотно согласился участвовать в сборном концерте. Его устраивали только сольные выступления.

- Я песенок не пою, - пренебрежительно говорил он. - Я вообще не знаю, что это такое... Я играю баллады.

Все смотрели на Немена с уважением. В черном, по-военному скроенном костюме со стоячим воротничком, он мало был похож на артиста, скорее, на какого-то сурового проповедника. Некоторые даже побаивались его. В концерте Немен пел перед Анной. Зрители, собравшиеся в огромном спортивном зале, приняли его с энтузиазмом. Дважды он пел на бис. Мог бы спеть и третий, но перестарался: долго не выходил, публика успокоилась, и ведущая объявила Анну Герман.

Певицу встретили аплодисментами. Она спела "Быть может", потом еще одну свою песню - "Это, наверное, май". Пела она, как всегда, ровно, мягко и в то же время вдохновенно, нежно, страстно. Сразу же после этой песни началась овация. К эстраде пробирались люди с цветами. Очень просили "Надежду". Она готова была к этой просьбе и запела любимую песню. Теперь зал пел с ней, потом снова началась овация и "Надежду" пришлось повторить... Анна видела, как сбоку из-за кулис за ней внимательно наблюдает Немен, там собрались и другие артисты, в том числе и оперные. Она спела "Когда цвели сады", и теперь овация и крики "браво" сотрясали Дворец спорта, потом исполнила еще одну польскую песню. Зрители не отпускали ее. Анна подошла к микрофону, пытаясь объяснить, что репертуар исчерпан, что музыканты больше ничего не смогут сыграть, но публике не хотелось ее отпускать. И пришлось спеть "Надежду" еще раз!

В душе Анна торжествовала. Она не удержалась и даже черкнула несколько слов об этом успехе Качалиной. "Передай Боре, - просила она (Анна знала, что Борис в восторге от Немена), - что меня приняли лучше, чем самого пана Чеслава, Так что есть еще порох в пороховницах!"

И снова Анна с грустью подумала, как много значит в судьбе певца настоящая песня и как жаль, что таких песен у нее в Польше слишком мало.

В Москву Анна прилетела полтора месяца спустя - в начале декабря шли съемки передачи "Песня - 1977". Как оказалось, в этой программе ей предстояло исполнить две песни: "Когда цвели сады" и "Эхо любви" Евгения Птичкина и Роберта Рождественского.

Клавир последней песни Анна получила год назад - накануне последнего приезда в СССР по приглашению телевидения. Качалина писала, что песня предназначается для художественного фильма "Судьба", который ставит актер и режиссер Евгений Матвеев. Анне эта песня показалась очень печальной. Пожалуй, самой печальной из того, что ей приходилось петь до сих пор. Вероятно, она не рискнула бы исполнить ее в концерте: уж слишком драматические ноты звучат в ней. Боялась сорваться в сентиментальность. Но песню эту она разучила быстро.

На следующий же день после того, как она прилетела, состоялась запись. На "Мелодию" приехал Птичкин, приехал и Евгений Матвеев. В студии разместился оркестр кинематографии, дирижер взмахнул палочкой, и началась репетиция. Анна сняла туфли и стояла босиком перед микрофоном. Когда после записи она вышла из студии, то первое, что ей бросилось в глаза, - это изменившееся за полчаса лицо Матвеева. Оно как-то осунулось. На глазах блестели слезы.