Борис Вахтин - Портрет незнакомца. Сочинения

— Западная мысль, отвлеченная и туманная, — сказал китаец. — Вы все там, сами того не замечая, отравлены христианством с его наивной верой в равенство, усовершенствование личности, в ад и рай, в пользу страдания. Ничего этого нет, а есть один великий поток жизни, и человек не может ни улучшить его, ни ухудшить за то краткое мгновение, что наблюдает его. Поток несет людей, и они стараются не утонуть, стараются сохранить свою жизнь.

— А что вы думаете о том, что у вас происходит? — спросил я.

— Предчувствие голода, — сказал он. — Массы животных, предчувствуя голод, бегут туда, где им мерещится корм, предчувствуя наводнение, забираются повыше, предчувствуя землетрясение, бегут из гор на равнины. Наш народ предчувствует голод и готовится двинуться туда, где ему чудится пища, — вверх по лестнице власти, вовне — в другие страны. Сейчас идет отбор сильных, достойных спастись.

— Восточная мысль, — сказал я. — Туманная и отвлеченная.

— Не торопитесь, — сказал китаец. — Подумайте и об этой мысли.

— Хорошо, — сказал я.

— Подумайте, — сказал китаец, — нет ли во всем этом и чего-то хорошего, жизненно реального.

— Хорошо, — сказал я.

Вот какой вопрос стал задавать себе я, стараясь быть объективным, то есть посмотреть на события сверху вниз, как и полагается смотреть, чтобы правильно понять прекрасный и страшный поток жизни, о котором говорил старый китаец, — в этом потоке, как ни крути, ты всегда, в конечном счете, вычитаемое, однако вместе с тем и независимое целое, которому необходимо не разбиться на множество в разнообразии жизни, сохраняя себя как величину постоянную, отнюдь не переменную, а это возможно только если сверху вниз. Но при таком взгляде можно найти смысл во всем, одобрение для всего — даже для отвратительного.

Мне удивительно, когда образованные люди говорят о «желтой опасности», о желательности просто взять и уничтожить всех китайцев водородными бомбами — и никаких проблем. Такое говорят и пишут на Западе, и среди говорящих и пишущих встречаются большие гуманисты.

Давно я заметил, что если некто очень громко провозглашает идеи человеколюбия, если кричит о своей любви к ближнему, к народу, призывает к честности и правдивости, клеймит окружающих за их непорядочность, приспособленчество и трусость, то надо, прежде всего, проверить, поговорив с таким человеком, не спер ли он у тебя бумажник, потому что честный по натуре человек никогда не сообразит призывать к честности, а любящий ближнего не тычет свою любовь этому ближнему в глаза. Это мое наблюдение подтверждалось много раз, и мне кажется, что тут действует какой-то всеобщий закон человеческой личности, такое вот массовое изготовление фальшивых автопортретов. Поэтому я думаю, что те, кто на словах готовы поуничтожать китайцев, на деле едва ли на это способны, так что от них лично никаких неприятностей для китайцев, вероятно, не ожидается. Скоро они начнут врать что-нибудь другое.

Что ж, постараюсь посмотреть, так сказать, с отдаленной вершины. Хотя я мало, очень мало дней нахожусь в Китае, но меня не покидает странное чувство, что я как-то всю жизнь был тут — наверно, потому, что у меня китаеведное образование.

При взгляде с отдаленной вершины возникает целый ряд соображений.

Первое соображение. Людей в стране становится все больше и больше, массы их выходят на арену, требуя себе места под солнцем — власти, богатства, благ, но прежде всего духовной цели, душевного равновесия, уверенности в себе; они хотят избавиться от внутренней неуверенности, от страдания, которое им причиняет их неполноценность. Полноценности в своих собственных глазах ищут люди, и с безграничной верой готовы они устремиться за пророком, за каким-нибудь председателем Мао, который поманит их освобождением от внутреннего страдания, за таким вот китайским крысоловом. Не нужна больше тяжкая и, честно говоря, непосильная для этого множества людей работа по освобождению каждым самого себя — и вот пророк дает им в руки краски и трафареты для рисования автопортретов, приятных внутреннему взору, дает такие волшебные зеркальца — смотришься в него и видишь вполне достойную физиономию. Стоит ли отнимать эту игрушку, облегчающую жизнь несчастных созданий? И вам ли, мастера автопортретов, виртуозы самообмана, покушаться на эти примитивные средства утешения? Вам, которым хорошо известно, что вам самим еще ой-ой-ой как далеко до полноценности? И разве не мучением достается вам каждый шаг вверх по довольно-таки длинной и крутой лестнице? И разве очень уж высоко вы по ней взобрались, если вообще еще продолжаете карабкаться? И, может, вы способны просветить эти полчища людей, направить их на путь истинный или хотя бы накормить? А раз неспособны, то что им прикажете делать? Ждать, когда вы станете способны?

Соображение второе. Люди все время ищут, как бы им устроиться получше, как бы им так жить, чтобы поменьше мучиться и побольше радоваться. Придумывают всякую рецептуру и поглядывают на соседа — а как у него? Лучше или хуже? Так вот китайцы привили себе какую-то заразу, у них ничего не выходит симпатичного, вроде мучаются много, а радости мало на посторонний взгляд. Может, другим не захочется повторять такую прививку и это — хорошо?

И третье соображение. Такого, как в Китае, никогда и нигде вроде бы не видели. Все новое, небывалое обогащает мир. Хорошо?

И еще соображение. Китайцы бьют начальство, свергают авторитеты, в порошок стирают бюрократию. Правда, все это только в теории, но многим молодым людям в мире завидно, они готовы поверить, что так дело обстоит и на практике. А если так, то чем плохо? Опять же богатых нет, все равны. А что будет потом, юным людям наплевать — они уже к тому времени юными не будут.

Вот сколько можно напридумывать соображений. Радостно и славно смотреть на этот мир, покрытый узорчатой паутиной слов, — дух захватывает.

Только придумывать соображения не стоит. И что плохо — то плохо, даже если оно исторически необходимо и неизбежно. Неизбежно — а плохо, действительное — а не разумное, существующее — а мерзкое. Словами можно только запутать то, что ясно говорит тебе внутренний голос.

Нет, не считаю я возможным скрывать, что мне не просто «не нравится» то, что происходит в этой громадной и прекрасной стране. Нет, не просто «не нравится». Я считаю происходящее там глубочайшей трагедией и смертельно опасной болезнью, несущей людям гибель не только и не столько физическую, сколько духовную. Перед этой болезнью меркнут страдания, которые принес роду человеческому фашизм, меркнут и другие болезни, которыми мучилось и мучается племя людское на своем историческом пути. Болезнь, которой заболел Китай, внешне отличается от болезней этого типа лишь как один вид вирусного гриппа от другого, но она стократ опаснее — прежде всего потому, что неизвестны от нее лекарства; она может поразить любой народ в любое время, в ней нет ничего национального, тем более расового — она человеческая. И она жутко заразна. И я открыто ненавижу эту заразу, микробы которой живут во всех и в каждом — и во мне, разумеется. Описать эту болезнь, вытащить ее из тайников на свет божий, а тем более найти от нее лекарства, а еще тем более эти лекарства применить — один человек, конечно, не может. Но попытаться — может. В меру сил.