Мордехай Рихлер - В этом году в Иерусалиме

В 1963 году я снова поехал в Германию, на этот раз с целью написать очерк о базе Канадских военно-воздушных сил, расположенной на окраине Баден-Бадена. Молодые, явно провинциальные, школьные учителя из Канады, прикомандированные к базе, наперебой заверяли меня, что немцы «уж такие славные, просто слов нет». До чего современные, до чего опрятные. «Нам много чему следовало бы у них поучиться, — сказала мне учительница биологии. — Они умеют жить».

Завтра вечером я отправился в Общественный центр, смешался с толпой недорослей, пришедших на танцы.

— Что вы повидали в Европе? — спросил я.

— Венецию.

— Бой быков в Барселоне.

— Дахау.

Дахау. Парнишке было всего четырнадцать. Родители, рассказал он, повезли его в Дахау, когда ему исполнилось двенадцать. Оказалось — что меня немало удивило, — в Дахау возили чуть не всех ребят.

— Вы знаете, что раньше было в Дахау? — спросил я.

— Там людей наказывали.

— He-а. Типа того, что уничтожали.

— Да нет. Там их вешали. Газовые камеры не использовались.

— Кто тебе это сказал? — спросил я.

— Немцы.

Я спросил: не наводит ли Дахау на них жуть.

— С чего бы, лагерь же сейчас не работает.

— Ну да, он же работал только в войну. В войну там пытали.

— Почему?

— Ну, пленных захватили слишком много, часть их пришлось убить.

— Евреи были против Гитлера, вот их и пришлось уничтожить.

— Что еще скажете? — полюбопытствовал я.

— Малоподходящее местечко для развлекательных туров, — сказал один паренек.

Малоподходящее, что и говорить, но, если его подать как следует, туры окупятся.

Казалось бы, после газовых камер тем шести миллионам евреев уже ничто не может причинить боль, их страданиям положен конец, но нет: их постигло то, чего никак нельзя было ожидать, — посмертное глумление. Холокост породил исполненные гнева произведения таких несомненно серьезных писателей, как, к примеру, Бруно Беттельгейм, Ханна Арендт и Элиас Канетти [115] Бруно Беттельгейм (1903–1990) — американский психолог и писатель, родился в Австрии. В 1938 г. попал в концлагерь, в 1939 г. освободился и уехал в США. Элиас Канетти (1905–1994) — австрийский писатель. Лауреат Нобелевской премии 1981 г. , и в то же время Холокост привел к одному из гнусных эпизодов в издательском деле и киноиндустрии: спекуляции на теме геноцида.

Все эти годы на нас обрушивался поток вроде бы приличных, но на самом деле бьющих на дешевый эффект эротических фильмов о гитлеровской шайке, бесконечное количество смакующих непристойности статеек о концлагерях в мужских журналах, низкопробных книжонок об эсэсовских борделях. Более приличный, но не менее пакостный вид продукции такого рода — документальный роман средней руки о Холокосте. Леона Юриса, скажем, о Варшавском гетто. А в 1964-м вышел еще один роман на этот раз более искушенного писателя о становлении нацизма в Германии и о Париже во время оккупации — «Бесконечность зеркал» Ричарда Кондона.

При том, что кое-какие из лучших фильмов, назовем хотя бы «Il Vitelloni» [116] «Маменькины сынки» ( ит. ) — фильм 1953 г. Феллини, уподобляются романам, все больше бестселлеров уподобляются фильмам. Я вовсе не считаю, что их пишут в видах продать права на экранизацию, нет, их пишут сразу как сценарии фильмов. Приемы одни и те же. Недалек, к примеру, день, когда Леон Юрис, если критики разнесут его очередной роман в пух и прах, держа магнитофон у всех на виду, сошлется на то, что лучшие сцены его романа остались на полу монтажной. Тем временем появился эффектный документальный роман мистера Кондона — ни дать ни взять кинохроника, перемежающаяся многолюдными сценами.

«Бесконечность зеркал» начинается довольно невинно вроде бы как роман, но роман этот такого рода, что вместо того, чтобы его рецензировать, подмывает проверять его достоверность. Для затравки мистер Кондон сообщает, что отдал этому роману три года жизни, проштудировал множество книг, затем перечисляет, как делается в титрах фильмов, примерно сорок шесть источников, которые пошли на создание романа. Еврейскую истории он вдумчиво осваивал по, как я полагаю, «Основам иудаизма» Милтона Стейнберга, «Во что веруют евреи» раввина Филиппа С. Бернстейна и т. д.; жизнь концлагеря изучал по «Поведению людей в концлагере» доктора Эли А. Коэна, великолепные особняки по описаниям (Сачеверелла) Ситуэлла [117] Сачеверелл Ситуэлл (1897–1988) — английский поэт, историк искусств, автор нескольких книг об архитектуре Англии и Европы. в его «Прекрасных особняках Европы»; с беседами Эйхмана он, скорее всего, знакомился благодаря любезности этого прославленного мастера «дополнительного диалога» Ханны Арендт. Откуда почерпнуты сведения о костюмах, в титрах не указано.

Начальные страницы романа — действие в нем разворачивается в 1932 году в Париже — перегружены документальными подробностями. Только вместо «опознавательных» кадров, нас оповещают (и я не сомневаюсь, что мистер Кондон как нельзя более точен) о том, что «на днях учреждена Национальная лотерея; Мальро получил Гонкуровскую премию, Мориак [118] Андрэ Мальро (1901–1976) — французский писатель. Франсуа Мориак (1885–1970) — французский писатель, лауреат Нобелевской премии 1952 г. стал членом Академии, Шанель выпустила первую партию духов под маркой своего дома моды…». А вот и типичные образчики диалогов, тоже, очевидно, воссозданных по первоисточникам:

— Миссис Муди, вы видели эту американскую теннисистку?

— Это вы о Хелен Уиллс?

— Вы там были?

— Нет.

(Пропустите девять строк).

— Дивная выставка ню в Гранд-Палэ.

— Вчера вечером мы ходили на монпарнасское шоу в Салон де Тюильри. Очень недурственно.

Вдобавок в «Бесконечности зеркал» «динамичный», как говорят киношники сюжет, а в придачу — в избытке вольных сцен. Фабула в принципе вполне сгодилась бы для вестерна или триллера, только тут материалом для нее послужил Холокост. Роман — если вкратце — рассказывает о судьбе Полы Бернхайм, дочери французского еврея, величайшего актера своего времени. Пола выходит замуж за немца, штабного офицера Вееле, рослого блондинистого красавца. Они уезжают в предвоенный Берлин, там развратный эсэсовский офицер, втайне вожделеющий евреек, пытается изнасиловать Полу, в войну он снова сталкивается с ней в Париже, куда Пола бежала с сыном. В Париже этот эсэсовец в ходе ночной эсэсовской razzia [119] Налет ( нем. ). хватает Полиного сына (он — наполовину еврей). Мальчик погибает. Пола и Вееле мстят эсэсовцу — избивают его и бросают в поезд, идущий в Дахау. И только тут Пола «осознает», что тоже стала чудовищем.

Однако такое конспективное изложение не воздает должное разбросанным попутно массовым сценам и беспардонному сочинительству. В повествовании дважды появляется Гитлер собственной персоной. Один раз, чтобы вынести Вееле благодарность за проявленную воинскую доблесть, но гораздо более эффектно на балу в Берлине, куда он «приходит в отменно сшитом вечернем костюме» и прямиком устремляется к Поле — поцеловать ей руку. «Моя дорогая, могу ли я иметь удовольствие пожелать вам доброго вечера?» Оказывается, Гитлер тоже питает слабость к еврейкам, но Пола в порядке компенсации за то, что дала Гитлеру поцеловать руку, лягает «эту жуткую бабищу Геббельса». Геринг и Эйхман — как же без него — тоже задействованы, потому что едва сюжет начинает разворачиваться, хроника подлинных событий и вымышленные герои — их пока что держали врозь — перемешиваются, и в результате автору перестаешь верить.