Абдурахман Авторханов - Ленин в судьбах России

Те же приемы полемики Ленин применяет и в чисто философской дискуссии с названными большевистскими и меньшевистскими авторами, написав в какие-нибудь считанные месяцы свою книгу "Материализм и эмпириокритицизм". Ленин скромно, но точно назвал свою книгу "заметками", а его наследники объявили эти полемические "заметки" вершиной философской мысли. Советские недоучки от физики даже выдвигали абсурдный тезис, что возможность расщепления атомного ядра была предсказана в том ленинском труде (ЮЖданов в "Правде"). А Ленин писал свои "заметки" с одной только целью: выругать отступников от марксизма в таком стиле:

"В настоящих заметках я поставил себе задачей разыскать, на чем свихнулись люди, преподносящие под видом марксизма нечто невероятно сбивчивое, путанное и реакционное".

На книгу появились пара рецензий. Либеральные "Русские Ведомости" писали, что в книге Ленина "Литературная развязность и некорректность доходит поистине до геркулесовых столбов и переходит в прямое издевательство над самыми элементарными требованиями приличия". В том же смысле отозвалась и единомышленница Ленина по марксистской философии Л.Ортодокс (Аксельрод) в "Современном мире": "Уму непостижимо, как это можно нечто подобное написать, а написавши не зачеркнуть, а не зачеркнувши не потребовать с нетерпением корректуры для уничтожения нелепых и грубых сравнений”. Такой же полемический прием Ленин применял и к классику немецкой философии, у которого Маркс взял свою диалектику — к Гегелю. В опубликованных в 1933-36 г.г. "Философских тетрадях" есть уникальные примеры ленинского "академического" языка. С большим опозданием Ленин узнал, что нельзя понять "Капитал" без изучения "Логики" Гегеля. Вот тогда взявшись за "Логику", Ленин заносит свои впечатления от ее чтения в особые тетради в таких выражениях: "ахинея", "пустота". Он соглашается с одним из критиков Гегеля, что писания Гегеля "галиматья". "Он прав: это учить нелепо. Это на 9/10 шелуха". "Архипошлый и идеалистический вздор". "Переход из количества в качество до того темен, что ничего не поймешь". "Пошло, мерзко, вонюче". Там, где Гегель критикует Эпикура, что тот не постигает конечной цели бытия — мудрости Бога, Ленин раздраженно восклицает: "Бога жалко! Сволочь идеалистическая!". Эти заметки Ленина, конечно, были домашние, личные, не для публикации, но Сталин, видимо, решил, что Ленин именно в такой агрессивной интеллектуальной наготе сослужит ему новую службу в запланированной им инквизиции. Поэтому предложил опубликовать эти "Философские тетради" Ленина. У самого же Ленина ничего случайного и незапланированного не бывало. Массовое разочарование либеральной интеллигенции в революции, "богоискательство" не только среди членов "Религиозно-философского общества" Д.Мережковского, но и в собственных рядах ("Религия и социализм" А.Луначарского, "Исповедь" М.Горького), проповеди свободы личности против тирании социализма, — все это разлагающе действовало и на интеллигенцию, которая примкнула к большевикам. Прямым результатом этого и было появление марксистских "вех" из-под пера названных интеллектуальных лидеров большевизма Богданова, Базарова, Луначарского и "пролетарского писателя" Максима Горького. Если бы это течение мысли победило в партии, то тогда совершенно отпала бы вся ленинская стратегия революции. Поэтому Ленин ставил этих своих единомышленников в один ряд со Столыпиным, называя их новую ревизию марксизма "реакционной". Опровергать "отступников" путем кропотливого анализа и философских аргументов у Ленина не было ни веских данных, ни времени, зато был много раз испытанный метод — дискредитировать противника личными нападками, подвергая сомнению его интеллектуальную честность, политическую благонамеренность. Ленин нещадно топил своих же единомышленников в интересах революции, как он их понимал. Как только провинившийся сдавался, он его прощал и даже возвеличивал, чем он и отличался от Сталина.

Вернемся к Думе. Столыпин подавил революцию, но превентивные репрессии продолжались. Во время открытия сессии Думы 1909–1910 г. даже лидер октябристов Гучков выразил недовольство своей фракции этими репрессиями. Гучков считал, что поскольку в стране наступило успокоение, то надо отказаться от произвола в виде административных ссылок, надо также лишить губернаторов их особых полномочий в отношении печати. Но Столыпин был неумолим. В речи от 31 марта 1910 г. он напомнил об истинном положении в революционном подполье, имея в виду ленинские "эксы" в стране и о своей решимости покончить с ним: "Там, где с бомбами врываются в казначейства и в поезда, там, где под флагами социальной революции грабят мирных жителей, — там, конечно, правительство удерживает и удержит порядок, не обращая внимание на крики о реакции… После горечи перенесенных испытаний, — продолжал Столыпин, — Россия, естественно, не может не быть недовольной. Она недовольна не только правительством, но и Думой, недовольна и правыми партиями, и левыми партиями. Недовольна потому, что Россия недовольна собою. Недовольство это пройдет, когда она выйдет из смутных очертаний…” Происходил кризис так же и в социалистических партиях — идеологический и организационный. Эсеровские лидеры после разоблачения Азефа были в полной растерянности. Меньшевики и большевики больше воевали между собой, чем с капиталистами и помещиками. Большинство меньшевиков решило ликвидировать старую партию заговорщического типа и преобразовать ее в легальную "Рабочую партию” западноевропейского типа, опирающуюся на легальные профсоюзы (Мартов, Дан, Аксельрод, Потресов, Мартынов). Их Ленин окрестил новым прозвищем: "ликвидаторы" (Плеханов к ним не присоединился и Ленин его почтительно называл "меньшевиком-партийцем"). Партии "ликвидаторов” Ленин налепил новый ярлык, назвав ее "Столыпинской рабочей партией"! Идеологический раскол в большевизме перешел в раскол организационный: у Ленина появилась в руководстве партии крайне левая группа, левее самого Ленина. Это группа "Вперед", в которой объединились те самые "ультиматисты" и "отзовисты", которые требовали отозвать из Думы большевистских депутатов, свернуть всю легальную работу партии, вести только подпольные революционные акции (лидеры группы Богданов, Луначарский, Бубнов, бывший депутат в Второй Думе Алексинский, историк Покровский и другие). Эта группа создала две партийные школы — одну в 1909 г. при помощи Горького на о. Капри, где Горький жил, другую — в Болонье (в 1910 г.). Ленина можно было дразнить, но обойти его и обойтись без него, нельзя было, пока носишь имя его политической фирмы: "большевизм”. Ленин ответил открытием в 1911 г. еще более солидной партийной школы в Лонжюмо под Парижем со слушателями из России, среди которых был и такой видный большевик, как Орджоникидзе. Лекторами, кроме Ленина, были Н.А.Семашко, Д.Б.Рязанов, Ш.Ш.Рапопорт, И.Ф.Арманд, тот же Луначарский. Многие из ее слушателей помогли Ленину воссоздать в России развалившиеся было большевистские организации и созвать известную Пражскую конференцию, создать на ней новый ЦК, куда Ленин включил и двух плехановцев, но без ведома самого Плеханова.