Игорь Шафаревич - Записки русского экстремиста [Политический бестселлер]

Возвращаясь к нашей истории, надо сказать, что коллективизация и раскулачивание были грандиозной катастрофой для деревни. Погибли до сих пор не подсчитанные миллионы мужиков. Они были высланы в Сибирь, в тайгу, частично заключены в лагеря. В 1942 году, во время Сталинградской битвы, Сталин, беседуя с Черчиллем, сказал, что сравнительно с войной коллективизация была «чудовищна», т. е. более страшна, чем война с Гитлером. И число жертв, «кулаков», он определил как 10 миллионов — так Черчиллю руками и показал. А на вопрос об их судьбе сказал, что «большая часть их оказалась непопулярной и была убита своими батраками». Колхоз был несравненно более мощным средством для выжимания всего хлеба из деревни, даже если деревня при этом обрекалась на голод. И голод действительно возник в 1933 году. Историки, занимающиеся этим сейчас, не в состоянии оценить масштабы жертв голода. Население страны за несколько лет уменьшилось по крайней мере на 7 миллионов человек, хотя рождаемость была тогда высокая. Однако еще важнее то, что был разрушен уклад, которым деревня жила веками. Колхозники уже не были крестьянами — колхоз был государственным предприятием, он имел план, включавший дату посевной, и следовал указаниям, что именно сеять, сколько и когда сдавать государству. И невыполнение плана по хлебозаготовкам или по количеству трудодней уголовно каралось. В 1933 году по всей стране были введены паспорта. Колхозники их не получили. Они не имели права свободно выехать из своей деревни. Колхоз мог быть одним распоряжением из Центра превращен в совхоз и т. д.

Коллективизация стала полной победой социалистической идеи над деревней. Крестьяне частично физически погибли в ее процессе, частично бежали на стройки, где у человека не спрашивали наличия паспорта, частично набирались туда официально — был тогда такой «спецнабор». А часть их осталась в деревне, превратившись в сельскохозяйственных пролетариев. Именно в этом столкновении идей, в победе одной идеи над другой и заключен роковой смысл центрального явления нашей истории XX века — коллективизации, которую поэтому правильно называют «великим переломом».

Крестьянский поэт Клюев о ней написал вот такие слова, являющиеся как бы голосом деревни: «К нам вести горькие пришли, что больше нет родной земли».

Официально коллективизация обосновывалась ее необходимостью для индустриализации. Я хочу этот тезис обсудить, это очень существенно. Мне кажется, факты, известные сейчас, этого не подтверждают. Индустриализация быстрыми темпами шла начиная с середины 20-х годов. Был сильно превзойден уровень довоенной продукции — на одну четверть во всей промышленности и на одну треть в тяжелой промышленности. Начали строиться Днепрогэс, Керченский металлургический завод, Сталинградский, Кузнецкий комбинаты и многое другое. В этом же духе был спланирован и первый пятилетний план — с 1928 по 1932 год. Он не предполагал массовой коллективизации, но предполагал очень быстрые темпы развития экономики, особенно тяжелой промышленности. И большинство современных историков сходятся в том, что цифры его заданий были реальными, выполнимыми. Но с 1929 года началась гонка «перевыполнения планов» — со знаменитого лозунга «Пятилетку в четыре года!». Она вызвала дисбаланс различных частей экономики и в результате — резкий ее спад. Почти все задания первого пятилетнего плана не были выполнены. Дальше были приняты второй и третий пятилетние планы, хотя их задания были скромнее, но и они шли волнообразно, со спадами и небольшими подъемами. Вот конкретный пример. По первому пятилетнему плану выплавка чугуна была запланирована в 10 миллионов тонн, потом Политбюро категорически потребовало от Совета народных комиссаров увеличить ее до 17 миллионов тонн. В результате к концу пятилетки было выплавлено реально 6,2 миллиона тонн. В 1937, 1938, 1939 годах выплавка чугуна увеличивалась в год то на один процент, то на долю процента, то на такую же долю уменьшалась. Фактически это была уже стагнация. Но зато победили идеи «Коммунистического манифеста» и те идеи, которые приняла революция. Это была не вынужденная какими-то жизненными требованиями политика, а обусловленная политически, чисто идеологическая.

Более того, это была победа основного принципа западной цивилизации — уничтожение крестьянства и построение на этой основе индустриального общества. Различие было лишь в том, что, например, в Англии раскрестьянивание заняло около двухсот лет, а у нас — около пяти; поэтому весь процесс был несравнимо драматичней. Но в то же время есть некоторые поразительные параллели в деталях. Например, в Англии был принят закон, по которому за кражу булки виселицей карался даже ребенок. У нас был принят закон «семь восьмых» от 7 августа 1932 года, по которому хищение социалистической собственности каралось расстрелом, и только в особых смягчающих обстоятельствах можно было заменить его десятью годами заключения. А в народе он был назван «законом о колосках», поскольку в основном он был направлен против того, что, как правило, женщины ходили по полю и срезали оставшиеся несжатые колоски, чтобы накормить детей. Интересно, что в собрании сочинений Сталина, изданном уже в конце его жизни и под его явным присмотром, есть сводка основных действий в его жизни. Там написано, что такого-то числа он написал этот закон, хотя формально он за него и не нес ответственности: закон провозглашался ВЦИКом и Советом народных комиссаров. Это считалось, по-видимому, принципиально важным действием.

Именно в этот момент, около 1930 года, Россия приняла путь развития западной цивилизации, начавшийся в Англии, потом захвативший Западную Европу и Америку. Это ясно понимали и тогдашние руководители СССР, о чем говорит и господствовавший лозунг того времени: «Догнать и перегнать!» Все время подсчитывали, на сколько лет мы отстали — на десять, на пятьдесят, сколько лет у нас есть, чтобы догнать. Эта тенденция движения по одному пути, по которому мы должны «догнать», тогда господствовала в идеологии. Я помню, меня, подростка тогда, поражала эта противоречивость: зачем перегонять какой-то строй, который по этой же самой концепции летит в пропасть? Но на это была ориентирована вся идеология. Последствия для России были трагическими, она приняла чужой путь развития, отказавшись от поисков своего. Но в культурной, духовной области «догнать» вообще невозможно: тот, кто впереди, всегда идейно сильней — это и есть самый трагический аспект «великого перелома».

Россию столкнули на чужой путь, а русский народ в некотором смысле идеологический: мы можем жить, лишь понимая, что жизнь наша идет к какой-то цели, имеет какой-то смысл. А перегнать кого-то таким смыслом жизни быть, конечно, не может. Когда Россия была поставлена в положение догоняющего, она тем самым признала отказ от поиска своего пути и себя признала «отстающей», а западные страны «передовыми», что автоматически из этого следует. Это была духовная капитуляция перед Западом, перед всей западной цивилизацией, потеря своей духовной независимости. И из этого потом вытекала — хотя, конечно, с задержкой в несколько десятилетий — потеря независимости экономической, независимого положения в мире, что мы пережили в последние десятилетия. В государственном, геополитическом и экономическом отношении то, что произошло в 30-е годы, предопределило ту катастрофу, которая происходила в годы 90-е.