Игорь Шафаревич - Записки русского экстремиста [Политический бестселлер]

Это первый признак, который я описал, — угасание духовного творчества. Второй признак — это терроризм, причем терроризм не как проявление протеста угнетенных, не в нищих, ограбленных странах — где-нибудь в Латинской Америке (это было бы понятно), а в самых процветающих странах, например в Германии. Я помню, лет двенадцать назад в Германии я видел стены, сплошь исписанные лозунгами: «Да здравствует Красная армия!» А «Красной армией» называлась банда Баадер-Майнхоф — террористическая организация, тогда свирепствовавшая. Членами этой банды были представители отнюдь не бедных слоев — чуть ли не сын канцлера был замешан. Или сейчас в Соединенных Штатах все время происходят такие события: в школу приходит с винтовкой школьник младших классов, какой-нибудь восьмилетний малыш, начинает стрелять и шестью выстрелами убивает шесть своих соучеников. Бросается расследовать полиция, которую прежде всего поражает, откуда у ребенка такая меткость. Оказывается, есть объяснение: причина — в тех детских компьютерных играх, которые повсюду продаются. Все дети начиная с шести, пяти лет имеют такие игры, где есть нечто вроде пистолета. Его нужно нацелить на экран; если он нацелен в правильную точку и нажата какая-то кнопка, то на экране льется кровь, разлетается голова, мозги брызжут — полное удовольствие. И вот так они оттачивают свою меткость! При этом оказалось, что это настолько экономически выгодный способ обучения прицельной стрельбе, что полиция начала в массовом порядке закупать эти детские игры для того, чтобы на них обучать прицельной стрельбе полицейских. Или вот наркотики, влекущие за собой детскую преступность в таких масштабах, что рядовым явлением в американской школе является военизированная охрана и т. д. Это второй признак — терроризм, который носит характер протеста против всей этой жизни, не в ее самых тяжелых проявлениях, а в ее сущности.

В-третьих, это тот факт, что такой громадный переворот всегда имеет нечто вроде репетиции. Вроде как наша революция 1917 года имела репетицией революцию 1905 года, которая, правда, полностью не развернулась, но все же тогда были отработаны некоторые силы и приемы. Вот такая репетиция на Западе уже произошла. Это были кризисные явления, которые происходили в конце 1960-х и в 1970-е годы, когда беспорядками был охвачен весь Запад — Соединенные Штаты и Западная Европа. Это были беспорядки студенческие, волнения «цветных», то есть негров, в основном в Америке, протесты против войны во Вьетнаме и яростная озлобленность интеллигенции. Я сталкивался со своими американскими коллегами — они все были яростными врагами своего отечества. В то время возник термин, который у нас позже был в ходу во время, например, первой чеченской кампании. Я тогда все время слышал, что Америка обладает имперскими амбициями и их надо сломить.

Идеологи высказывали такую точку зрения, что у них началась революция, она происходит, но это будет новая революция, другого типа, чем раньше, которая коснется не одной какой-то области жизни, а многих — пяти. Будет пять революций, а именно: экономическая — уничтожение капитализма; политическая — уничтожение буржуазно-демократического строя; национальная — главным образом освобождение негров в Америке, создание нескольких независимых негритянских штатов на юге; сексуальная, которая должна была уничтожить буржуазную семью, и «психоделическая», что означает переход к массовой культуре коллективного принятия наркотиков. Это объединялось, по-видимому, как явление того же духа, с рок-музыкой и имело целью уничтожить репрессивную буржуазную индивидуальность. Все это движение было направлено против культуры, искусства, против образования, против государства. И оно тогда пользовалось почти единодушной поддержкой средств информации, которые не только сообщали о нем, но и интенсифицировали его. Потому что они представляли рупор даже не очень значительной группы, которая, попав в центр событий, имела возможность довести до очень широких масс свои лозунги, призывы. Это третий фактор.

Четвертый — это размывание национальной основы государства. В большинстве западных государств уже образуется громадный слой населения, состоящий из жителей не только не основной национальности, но выходцев из стран совершенно другого типа культуры. Например, это турки в Германии, или алжирцы и негры во Франции, или негры и латиноамериканцы в Америке, негры и пакистанцы в Англии и т. д. Они несут совершенно другой тип жизни, который разрушает тип жизни данной страны. Они сами, конечно, являются жертвой этой же западной цивилизации, они бегут из стран, жизнь в которых разрушена, которые эксплуатируются западными странами, но, массами собираясь в западных странах, они разрушают их тип жизни, национальные традиции. А так как западная цивилизация вообще по духу противоположна идее национальности, всему органичному, то она это поддерживает, и вся западная интеллигенция считает этот фактор таким, который нужно не только не регулировать, но и всячески стимулировать.

Наконец, пятый фактор упадка — это то, что происходит с экономикой западной цивилизации. Западная цивилизация — «экономическая». Это очень остроумное наблюдение Зомбарта, что Маркс был прав, когда он говорил о экономической базе, над которой происходит некая духовная надстройка. Но прав он был исключительно в отношении западной цивилизации, а вовсе не всего человечества, и это очень типично для западной цивилизации — объявлять всеобщим человеческим явлением то, что происходит в рамках этой цивилизации. И поэтому очень важно посмотреть, что же там происходит в экономике.

Центром экономики становится биржа, то есть экономика принимает все более спекулятивный характер. В 1971 году уже доллар перестал быть обеспечен золотом. Выпуск денег производится некоей группой частных банков под названием Федеральный Резервный фонд. В 1979 году его председатель Поль Волькер провозгласил политику, которая называется «постиндустриальное общество». Ее продолжал его преемник на этом посту и теперешний председатель (до последних месяцев) Алан Гринш-пан. Реальный смысл заключается в подавлении реальной экономики, в перекачивании все больших денег в спекулятивную экономику. Конкретно это делается при помощи очень резкого роста процента, который нужно платить, когда получается заем, вкладываемый в реальную экономику. В результате сейчас основная часть капиталов вращается в спекулятивной сфере. И эти капиталы в десятки раз, а некоторые уверяют, что и в сотни раз, превышают те, которые действуют в реальной экономике. Такая политика дает совершенно искаженную картину экономической жизни. Например, по официальной статистике, валовой внутренний продукт Соединенных Штатов за последние тридцать лет увеличился в де-сять раз, но если рассчитывать это по так называемым потребительским корзинам (то есть что получается в среднем на человека, для его нужд: питания, одежды, жилья и в самом широком смысле всего, для этого необходимого, — энергии, образования, медицины, разных инфраструктур), то оказывается, что, наоборот, происходит падение на тридцать процентов. Это есть неучтенная разница между реальной и спекулятивной экономикой. Например, если бы проституция и торговля наркотиками были легализированы и соответствующие акции вращались на бирже, то, вероятно, еще в десятки раз увеличились бы обороты и можно было бы сказать о еще большем процветании американской экономической жизни.