'Одиссей' Журнал - Одиссей за 1996 год

Называвший себя учеником Августина, Петрарка замыкает собой ряд героев книги А. Я. Гуревича, но еще - определенный эволюционный ряд. История личности в средние века остается по большей части скрыта от взгляда исследователя. Она развертывается в плоскости, которая плохо освещена источниками. Отдельные аспекты в рассыпающихся главах так резюмирует автор итог своего труда. Справедливо ли говорить, что "открытие индивидуальности" произошло в определенный момент человеческой истории? Рубеж высокого и позднего средневековья, похоже, отличают важные перемены в системах ценностных ориентаций западных обществ - "с небес на землю", как обозначил эти новые тенденции Жак Ле Гофф. Среди прочего обостряется проблема личностного самоопределения. И все же между личностью эпохи средневековья и личностью Нового времени нет прямой преемственности в смысле простого унаследования тех или иных особенностей психического склада. Человек средневековья должен быть понят в своей специфике, исторически.

ПАМЯТИ Ю. М. ЛОТМАНА

Б. Ф. Егоров

ОБ ИЗМЕНЕНИЯХ В МЕТОДЕ Ю. М. ЛОТМАНА

Наше поколение, учившееся в советских университетах сороковых годов, реально воспитывалось на марксистской методологии. Не о сталинских примитивных истолкованиях веду речь и не о фальшивых приноровлениях к злобе дня, а о действительно марксистских принципах, которые усваивали честные преподаватели и студенты: социально-политическое мировоззрение человека обуславливает его философские взгляды, а все это воздействует на художественно-эстетический метод; у критиков, очеркистов, публицистов данная схема проявляется с прозрачной ясностью, у писателей - более опосредованно, но все равно проявляется.

В самых ранних работах Ю. М. Лотмана нетрудно обнаружить контуры такого схематизма и относительно безоговорочное противопоставление "материализм - идеализм", "реализм - романтизм" и т. п. Более того, даже когда исследователь стал отходить от марксизма, углубляясь в совсем новые принципы структурализма и семиотики (ведь семиотика взрывает многие положения ленинской книги "Материализм и эмпириокритицизм"), он и там был первое время несколько схематичен, например, в своеобразной глобализации, универсализации бинарности. Даже подчеркивая диалектическую взаимосвязанность и своеобразную пульсацию и перетекаемость оппозиционных элементов, Лотман все же отдавал приоритет именно бинарной противопоставленности контрастных первоэлементов.

Однажды я хотел заступиться за неразложимость более сложных структур, прежде всего - за "треугольники", и привел в качестве примера известный сюжетный треугольник "менаж-а-труа": применение бинарного принципа разрушило бы эту триаду. Но Юрий Михайлович возразил, что эта триада легко разбивается на три бинарных оппозиции: мужчины - женщина, любящие - нелюбимый, семейные - приходящий.

Мыслителю непросто освободиться от своей эпохи, тем более от эпохи, активно давящей на своих современников. М. М. Бахтин, создавая теорию диалогизма, почти открыто противостоял советскому монологизму, но и он не удержался от жесткого дихотомического принципа: диалогизм он передоверил лишь Достоевскому, а всех других классиков противопоставил ему как монологистов. Достаточно жесткой является и бахтинская оппозиция верха и низа, при всех диалектических оговорках автора.

Талантливый литературовед В. Н. Турбин, недавно безвременно скончавшийся, всегда бывший противником точных методов и жестких

344 Памяти Ю. At Лотмана

схем, т. е. и бинарных оппозиций, и вообще структурализма (что не мешало ему создавать свои схемы иного-рода), видимо, читал лишь "раннего" Лотмана и потому придумал концепцию, что лотмановский структурализм - вариант советского ГУЛАГа, своеобразный концлагерь, где все расчислено, размечено, ограждено (см.: Турбин В. Н. Незадолго до Водолея. М., 1994. С. 43-^4).

Конечно, концепция чудовищная, даже применительно к трудам молодого Лотмана. Она и к советским марксистам-то, якобы марксистам, не может быть применена. Четко очерченные зоны сталинских лагерей не мешали им, этим марксистам (и в их главе самому Сталину), переиначивать, сочинять заново теории применительно к сиюминутным нуждам, все у них было зыбко, текуче, совершенно субъективно. Гипертрофия классового подхода ко всем явлениям жизни, характерная для 20-х годов, стала сменяться в предвоенную и особенно в военную пору национальными приоритетами; в конце Отечественной войны спохватились и начали бранить "теорию единого потока", опять вспомнили классовость. На закате сталинской эпохи национальное снова взяло верх в виде борьбы с "космополитизмом"; придумали еще псевдонаучные проработки в областях биологии, языкознания, кибернетики. Уже после Сталина брань перекинулась на семиотику. И вдруг придворный академик М. Б. Храпченко решил создать марксистскую семиотику... Марксистские формулы могли применяться, интерпретироваться самым противоположным образом. Ю. Г. Оксман называл такой подход "социологическим импрессионизмом". Точнее бы его назвать "марксистский импрессионизм". Как раз распространение у нас в стране - полулегальное! - семиотики и структурализма связано прежде всего с попыткой найти, в противовес импрессионизму, строгие объективные методы анализа.

Парадоксально, что мыслители типа Турбина, наоборот, усиливали импрессионизм и выдвигали на первое место роль субъективной интерпретации, тоже отталкиваясь от марксизма, но схематического, талмудистского, а в результате-то получалось, что не Лотман продолжал официальную линию в науке, а именно Турбин: ведь какой-нибудь беспринципный умник вроде В. В. Ермилова мог по заданию или по настроениям в идеологических верхах как угодно перекраивать интерпретацию Достоевского или Чехова, т. е. тоже класть в основу метода зыбкий субъективизм; разумеется, наивно-честный и лакейски-корыстный субъективизмы существенно отличаются друг от друга, но все-таки оба сближаются на принципиальной основе антинаучности.

А метод раннего Лотмана, гегельянско-марксистский, ставивший во главу угла обусловленность литературных .явлений социально-политическими и философскими фундаментами, не был ни талмудистским, ни импрессионистическим: со студенческих лет исследователь стремился изучить всю совокупность материалов вокруг избранной темы (печатные и рукописные художественные тексты, периодику, дневники, мемуары, письма, исторические источники и т.д.) и максимально приблизить свою

К Ф. Егоров. Об изменениях в методе Ю. М. Лотмана 345

точку зрения к "менталитету", говоря современным нам термином, тогдашних деятелей культуры, максимально непредвзято описать явления минувших дней.