Дмитрий Быков - Карманный оракул (сборник)

– Да-да-да, – закивал Павел Петрович. – Это вы очень правильно. Почистить придется многое.

– Почистим, – покраснев, сказал Базаров. – Но без вас и не вашими методами. Хватит.

– А вы не торопитесь, не торопитесь, молодой человек, – все так же ласково погрозил пальцем Кирсанов. – Все равно к нам придете, у нас поучитесь. Тут, кроме нас, никто никогда ничего не умел.

– Поэтому тут и не делали ничего, только пытали, – рявкнул Базаров, резко вставая из-за стола. Ему показалось, что у самогона кровавый привкус, – на самом деле он лишь резко прикусил губу.

– Пытали, пытали, – с удовольствием подтвердил Кирсанов. – Потому и приняли страну с крестьянской лошадкой, а оставили с космическими кораблями…

Базаров выскочил в сад, хлопнув дверью. Аркадий ринулся успокаивать пылкого мемориальца.

– Что-то ты, дядя, того, – бросил он Кирсанову на бегу. – Стал развязнее.

– Ничего, ничего, – бормотал Кирсанов. – Все к нам придете, все… А мы примем, примем. Мы люди негордые…

На роскошную веранду бойко вбежал моложавый мужчина лет пятидесяти, среднего роста, в теннисной форме. Он был покрыт ровным загаром, ослепительно улыбался кипенными зубами, и в черных его кудрях еще почти не было седины. Это был бывший младореформатор, а ныне консультант крупного банка Кирсанов, горячий сторонник Союза правых сил.

На веранде пил чай с медом невысокий аккуратный Базаров. При появлении младореформатора он вежливо кивнул, однако посмотрел на него неодобрительно.

– Чайком балуемся? – приветливо спросил Кирсанов. – Аркаш, кого привез?

– Это из «Молодой гвардии», дядя, – робко сказал Аркадий. – Комиссар, Базаров.

– Что-то слышал, – сказал младореформатор. – Фамилия знакомая.

– Вряд ли она вам знакома, – с тихой язвительностью заметил Базаров. – Мой отец – простой врач, из тех, кому вы недоплачивали зарплату.

– Вот те на, – удивился Кирсанов. – Как это я ему недоплачивал? Если хотите, Борис Николаевич как раз мне и поручил нормализовать положение с зарплатами. Именно при мне, когда я работал в правительстве, начались регулярные выплаты шахтерам и пенсионерам…

– Этих выплат было достаточно на один кусок колбасы в месяц, – противным тоненьким голосом, каким хорошо кричать «Пли!», отчеканил Базаров. – Девяностые годы были позором для страны, а вы были символом этого позора. Страна удержалась на краю пропасти.

– А сейчас сделала огромный шаг вперед, – сострил Кирсанов и оглушительно захохотал.

– Смейтесь, смейтесь, – блекло сказал Базаров. – Злопыхательствуйте. Шендеровичи доморощенные. Это такие, как вы, хотят сейчас вернуться во власть и разграбить страну. Это вы вынашиваете планы расчленить Россию и раздать ее поровну Америке и Китаю. Но сейчас, слава богу, другое время.

– Слушайте, – опешил младореформатор. Он ощутил предательский холод, поднимавшийся по ногам. – Откуда вы такие взялись?

– Ну конечно, – гнусно хихикнул Базаров. – Пока вы жрали фуагру по куршевелям и распродавали страну, здесь успело вырасти непонятное вам поколение. Здесь никогда больше не будет вашей свободы. Здесь теперь наша свобода. И кто не согласен – тот враг. Если у вас так называемые стилистические разногласия, то вы идиот, а если теоретические – негодяй. Выбирайте.

– А другого выбора у меня не осталось?

– Другого – не осталось, – веско сказал Базаров.

Он встал и решительно вышел в сад.

– Я нахожу, что Базаров стал развязнее, – ошалело произнес Кирсанов.

– Сам виноват, – прошипел Аркадий, выходя вслед за другом.

Со второго этажа дачи раздался выстрел. Это старый охотник Иван Сергеевич свел счеты с жизнью, поняв наконец, кто тут лишний человек.

Самой популярной и востребованной фигурой нашего времени становится психолог. Замечаешь это, занимаясь подбором гостей для своих теле и радиоэфиров, заявляя темы на редакционной летучке, просматривая чужие материалы: беседа с психологом, его советы, его мнения о вреде и пользе антидепрессантов, двадцать пять простых прикладных способов подумать о работе без отвращения, а о правительстве – с любовью… Раньше было не так. Раньше самой приглашаемой и расспрашиваемой фигурой был риелтор. До него – экономист (когда ждать дефолта и в чем хранить доллары). Еще прежде того – политик, политолог, политтехнолог («кто в славе, кто в опале» – как Лир с Корделией в темнице; боже мой, что мы считали темницей… и кто были наши Корделии!). До них – историк («Нам много врали, так скажите правду хоть вы»). Эволюция показательная и печальная. В начале так называемой перестройки людей интересовало прошлое, затем – будущее и возможность его изменить; теперь мы в очередной раз убедились (кто со злорадством, кто с отчаянием, а кто без всяких эмоций), что у внеисторических обществ нет ни прошлого, ни будущего – одно настоящее. Его незачем познавать, ибо и так все понятно; его бессмысленно менять, ибо оно снова растекается одной и той же кисельной кляксой. К нему надо приспособиться. А для приспособления существует психолог – человек, у которого сегодня чаще всего спрашивают совета. Ведь психолог тем и отличается от прочих героев времени, что его не спрашивают о внешних обстоятельствах. Эти обстоятельства – данность. Его спрашивают о том, как изменить себя, чтобы окружающее перестало нас пугать и мучить.

Впервые этот феномен стало можно проследить по взлету популярности Курпатова. На его сайте, кстати, приводится список наиболее распространенных жалоб, с которыми к нему теперь можно обратиться даже для телефонной консультации – сотрудники его клиники за шестьсот рублей проанализируют вашу анкету и дадут первые советы. «Страдаю паническими атаками. Навязчивая мысль, что я умру. Чрезмерная чувствительность. Меня охватывает паника. Отсутствует мотивация в жизни». Все это, в общем, нормальные вещи, хотя с них часто начинается депрессия, – просто, когда у человека есть сверхценности, идеалы или попросту ощущение развивающейся, движущейся куда-то истории, все эти неприятности отходят на второй план. Все мы умрем, разумеется, но все мы что-то по себе оставим: страну, детей, сделанное… Сегодня, когда все видят, что делать что-либо бесполезно, когда кризис целей и ценностей охватил не только интеллигенцию, но и власть, – панические атаки стали обычным делом. Ничто не отвлекает от внутреннего хаоса, и человек проваливается в него, в себя, в трясину. Иногда спасает вера, но вера ведь тоже не для всех. Адвоката называют «нанятой совестью», Владимир Леви точно назвал психолога наемным Богом. Правда, особенность этого наемного Бога в том, что чудес он не делает и душу не спасает (как и адвокат). Он предлагает паллиативы – антидепрессанты, снотворные и простые приемчики примирения с тем, что есть. Поскольку преступник не может и не желает каяться и завязывать, а напуганный обыватель – рушить ради абстрактных и недостижимых целей свой зловонный, двадцать раз опостылевший уют.