Наталия Лебина - Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.

Многие рабочие, и в особенности молодежь, как явствует из источников, считали нормальным и естественным покупать ласки доступных девиц. Фабрично-заводские парни, по свидетельству медиков и социологов, полагали, что «пользоваться услугами проституток и болеть венерическими болезнями — дело вполне обычное, доказательство "молодечества"» [240] Василевский Л. М. Проституция и рабочая молодежь. М., 1924, с. 41. . Вначале 1925 г. в «Рабочую газету», выступившую с инициативой выявить отношение пролетарской общественности к потребителям продажной любви, нередко приходили письма с требованиями отменить порицание пользующегося проституцией, так как спрос на нее неизбежен. В декабре того же года губернский совет по борьбе с проституцией отмечал, что к уличным девкам обращается главным образом «рабоче-крестьянская масса» и лишь в некоторых центральных районах контингент потребителей носит смешанный — в социальном плане — характер. Любопытно отметить, что, чем выше были заработки рабочих, тем активнее они обращались к проституткам.

Анонимная анкета, проведенная в 1925 г. среди московских рабочих, показала, что к уличным женщинам ходят 27% текстильщиков, 31,6 — швейников, 42,3 — металлистов, 78% печатников — они были самой обеспеченной категорией рабочих. Та же картина наблюдалась и в Ленинграде. В августе 1928 г. областное совещание по борьбе с проституцией с грустью констатировало, что обращаемость к их подопечным повышается среди различных групп населения, и прежде всего рабочих, с ростом их материального благополучия. В пролетарских районах в конце 20— начале 30-х гг. складывался контингент постоянных потребителей продажной любви. Среди них, как отмечали авторы книги «Мелочи жизни», написанной по материалам обследования быта ленинградских окраин, можно было встретить «и мастера с «Треугольника», и безусого подростка с «Путиловского», и чернорабочего с «Веретена»…» [241] Зудин И., Мальковский К., Шаламов П. Мелочи жизни. Л., 1929, с. 40. .

Еще одним свидетельством прочных контактов «пролетарской массы» с институтом продажной любви является степень распространения венерических заболеваний в среде фабрично-заводских тружеников. Анкетирование 5600 больных сифилисом мужчин, проведенное в Ленинграде в апреле 1927 г., показало, что половина из них — представители рабочих, 19% — безработные, 11 — служащие, около 3 — крестьяне и 18% принадлежат к остальным социальным слоям. Начали половую жизнь с проститутками 31% опрошенных, а имели сношения с ними в дальнейшем подавляющее большинство анкетированных — 74%. Своеобразным показателем дальнейшей «демократизации» потребителей проституции мог служить и данные о местах заражения сифилисом и гонореей. В 20-е гг. заражались этими болезнями прежде всего те, кто имел половое сношение с продажной женщиной прямо на улице, на скамейке в парке, а иногда, как свидетельствуют материалы ленинградской милиции, на куче песка около Греческой церкви. Конечно, советские чиновники и нэпманы в этих местах не появлялись. Потребители же дешевой любви, не располагавшие большими средствами, не брезговали такой обстановкой. По данным обследования 1929 г., здесь происходило более половины контактов с проститутками. Таким образом, даже разрозненные, иногда косвенные материалы все же достаточно убедительно подтверждают то обстоятельство, что во второй половине 20-х гг. «социальное» лицо стороны спроса на услуги публичных женщин стабилизировалось. Как и до революции, основную массу потребителей составил так называемый средний слой, подавляющее большинство в котором представляли квалифицированные рабочие.

К сожалению, ничего определенного нельзя сказать о мужчинах, пользовавшихся продажной любовью в 30-е гг. Социологические исследования по этим вопросам уже не проводились. И конечно, в условиях репрессий и показного аскетизма нельзя ожидать откровенных ответов на вопросы об отношении к проституции. Тем не менее спрос на услуги института продажной любви, хотя и тщательно скрываемый, на самом деле не мог уменьшиться на фоне гигантских территориальных перемещений и тех сложных процессов, которые происходили в советском обществе в области брачно-семейных отношении. Подробнее читатель узнает об этом из последней главы книги. Здесь следует сказать лишь о том, что видоизменение форм проституции отразилось и на ее потребителе. До революции походы в публичные дома, в рестораны и трактиры, где обитали продажные женщины, являлись для многих некой формой проведения досуга. В советское же время, в особенности в 30-е гг., когда резко изменился стиль повседневной жизни, контакты с представительницами продажной любви осуществлялись сугубо тайно. Однако это не могло не сказаться на ощущении моральной и физической нечистоплотности содеянного. Растворение проституток в стабильных социальных слоях приводило к тому, что мужчины, обладающие повышенной сексуальной активностью, теряли чувство меры в обращении с контингентом женщин, не склонных к свободным половым контактам. В условиях пропагандируемой новой социалистической морали это нередко приводило к довольно драматическим ситуациям.

Читатель, вероятно, помнит, что авторы сочли возможным истолковать определенные административно-медицинские меры, принимавшиеся царским правительством в отношении института проституции, как некую форму «милости к падшим», в том числе и к потребителям, здоровье и безопасность которых охранялись Врачебно-полицейским комитетом. Новая социалистическая мораль, принципы которой оказались во многом созвучны религиозным установкам, резко осуждала сторону «спроса» и даже склонна была лишь ей приписывать инициативу в появлении проституции в условиях советской действительности. Уже в 1918 г. один из районных Советов Петрограда по собственной инициативе принял постановление, предписывающее наказывать «развратников и соблазнителей штрафом до 1 тыс. рублей и арестом с принудительными работами сроком до 1 месяца с опубликованием о сем в газетах» [242] ЦГА СПб., ф. 4301, on. 1, д. 9, л. 355. .

Двумя годами позже — в декабре 1920 — Всероссийское совещание заведующих губженотделами постановило считать пользование проституцией «как преступление против уз товарищества и солидарности» [243] «Известия ЦК РКП(б)», 1920, №. 26, с. 10. . Рассматривая проституцию лишь как наследие капитализма, новые идеологические структуры пытались — во всяком случае, в первой половине 20-х гг. — снять с продажных женщин ответственность за их поведение. Так, в 1924 г. заведующий венерологической секцией Наркомата здравоохранения известный врач В. М. Броннер заявил в своем интервью «Рабочей газете»: «Основное положение, из которого мы исходим при построении нашей работы, — это то, что борьба с проституцией не должна быть заменена борьбой с проституткой. Проститутки — это только жертвы или определенных общественных условий, или тех мерзавцев, которые втягивают их в это дело».