Николай Анисин - От Сталина до Путина. Зигзаги истории

Потом на набережной Москвы-реки появились танки. Гул их пушек перекрыл стрекотание пулеметов БТРов. Пушки танков лупили не по конкретным целям – они просто снарядами корежили стены Дома Советов.

Ошибся малость в прогнозе мой друг Серега Потёмкин, себе я заметил: не бомбами и ракетами авиации решил Ельцин сносить этажи парламентского дворца.

Пальба из танковых пушек не утихала. Штурмующих же дворец подразделений не появлялось. Прав, оказывается, был Потёмкин, признал я: пусть и не с воздуха, а с земли шквалом металла заставит Ельцин всех выйти из Дома Советов с поднятыми вверх руками.

От очередного разрыва снаряда из танков на мой плащ посыпались крошки штукатурки с потолка. Испуг меня не хватил. Но шастать по расстреливаемым этажам не имело смысла, и я потопал в нору – самое безопасное помещение парламентского дворца – в зал заседаний Совета национальностей, отделенный от улицы двумя стенами. Там находились депутаты, журналисты и их все дни блокады обслуживавшие поварихи с буфетчицами. Вдоль входа в зал ходил вперед-назад бледный, как мел, председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов – с трубкой во рту и тремя телохранителями.

Паники в зале не было. Но слышались разговоры: сюда ворвется под пальбу из танков пьяный ОМОН и всех перебьет.

Я сел в свободное в зале кресло рядом с корреспонденткой «Советской России» Надей Гарифуллиной и неожиданно уснул. Стены дворца все содрогались и содрогались от танковых снарядов, а я всё спал и спал.

Канонада под вечер еще гремела. Мне, отменно выспавшемуся, внутренний голос вдруг повелел побрести к парадному входу в Дом Советов – к сотне охранявших его автоматчиков. В сей момент в двери парадного подъезда ступил худощавый гражданин – в пиджаке, в рубашке без галстука и с поднятыми вверх руками.

– Руки-то опусти, – ему приказал дюжий командир автоматчиков. – Мы по безоружным не стреляем.

Гражданин в пиджаке представлял самых грозных носителей военной формы – бойцов лучшего в мире спецназа – группы «Альфа». Его повели наверх – на переговоры к Руцкому, видимо. Когда я вернулся обратно в зал Совета национальностей, там объявили: достигнута договоренность – ни нападать, ни обороняться. Защитники парламента добровольно расстаются с оружием, группа «Альфа» без боя входит в Дом Советов, забирает в полон Руцкого, Хасбулатова, Ачалова, Макашова, а остальных выпроваживает на любую из четырех сторон света.

Они, бойцы «Альфы», как на подбор рослые, в шлемах, похожих на скафандры космонавтов, паники в зале Совета национальностей своими автоматами не посеяли. Их распоряжению – выйти по одному в коридор – все спокойно подчинились. У дверей из коридора в холл два бойца у каждого выходящего изымали документ, удостоверяющий личность, и кого-то направляли к парадному подъезду, кого-то – к подъездам служебным.

Я сдал не паспорт, а корочки журналиста. Мне указали на лестницу, которая вела к двадцатому служебному подъезду. По его вестибюлю плыл пороховой дым. На полу – битое стекло. Под стекляшками там и тут темнела кровь.

Дым пороховой на улице был гуще, чем в вестибюле. Гремели и пушки танков, и пулеметы. Парламент сдался Кремлю. Но стрельба велась. Для чего? Для нагнетания страха в Москве и стране?

Шагая от Дома Советов до станции метро «Баррикадная», я не подозревал, что пальба из танковых орудий транслируется по телевидению. Но именно тогда при вдыхании порохового дыма на Красной Пресне у меня зародилась мысль: статья, которую я напишу о событиях 3–4 октября 1993-го будет называться – «Расстрел напоказ».

Утром 5 октября домашний телефон главного редактора нашей газеты «День» Александра Проханова не отозвался. К полудню того дня я, как и положено добропорядочному газетчику, отправился в редакцию. На Цветной бульвар – в здание Издательства писателей, где мы снимали кабинеты. Прихожу. Здороваюсь с вахтером и слышу от него: сотрудников «Дня» пущать не велено. Кем не велено? Директором издательства Анатолием Головчанским.

Звоню ему с вахты. Он разрешает мне подняться в его кабинет, и увидав меня, спрашивает:

– Ты в своем уме?

– Пока не рехнулся.

– Ну а с какой бредовой ноги тебя сюда занесло? Ты соучредитель «Дня» – так? Так. А на всех его соучредителей Министерство печати направило представление – арестовать вас за подстрекательство к бунту против президента Ельцина. В кабинетах вашей редакции проведен обыск и их опечатали. Все вами купленные компьютеры-принтеры изъяты.

Головчанский посоветовал мне убираться прочь из Москвы. Я совет не принял – не верилось почему-то в возможный арест. И двинул в редакцию газеты «Правда». Ее выпуск также запретили, но редакцию не разгромили. Вместе с товарищем моим, обозревателем «Правды» Александром Головенко, я установил телефоны чрезвычайного военного коменданта Москвы, управления делами столичной мэрии, Генеральной прокуратуры. Звонил по этим телефонам и вопрошал:

– Кто распорядился незаконно опечатать кабинеты редакции «Дня», конфисковать его технику и заморозить счет в банке?

Выяснилось – вице-премьер правительства Российской Федерации и министр печати Владимир Шумейко. Генеральная прокуратура отклонила его представление об аресте главного редактора «Дня» и его соучредителей, но закрыла глаза на предпринятые им меры по административному удушению нашей газеты.

Уже собравшись уходить из кабинета Саши Головенко, я вдруг вспомнил, что в моем нагрудном кармане – визитка Сергея Потёмкина. Набрал напечатанный на ней номер:

– Алло, могу я перемолвиться с Сергеем Григорьевичем?

Мне ответил милый дамский голос:

– Вы кто и по какому делу?

– Я товарищ Сергея – журналист Николай Анисин.

– Можете оставить номер вашего телефона?

Я продиктовал цифры телефона Головенко. Через десять минут – звонок:

– Николай? Это – Дмитрий. Я служил с Потёмкиным, работаю в его фирме и разговаривал с ним сейчас. Он интересовался, как выбрались вы из Дома Советов?

– И без синяков, и даже без царапин. А что с Сергеем?

– Две пули прошили бедро. Кость задета. Прихрамывать, может, будет. Мы вывезли его из городской больницы в подмосковный санаторий – укрыли от ментов надежно. Подлечим здесь, а восстанавливаться за границу отправим. Наш комбат Потёмкин в какие только передряги ни попадал… Не всегда выходил из них целым-невредимым, но всегда – к новым боям годным.

На пятый день после расстрела Дома Советов все пятеро соучредителей «Дня»: Проханов, Бондаренко, Нефёдов, Султанов и я, – собрались на явочной квартире у метро «Добрынинская» и единогласно постановили: надо готовить нелегальный выпуск нашей запрещенной газеты.