Николай Анисин - От Сталина до Путина. Зигзаги истории

Назначенный Ельциным губернатор Владимирской области – демократ из ящурного института Власов во имя спасения областной типографии терпел выпуск «Завтра» в подведомственном ему граде. Терпел до конца сентября 1994-го. Номер, посвященный годовщине расстрела парламента, нам во Владимире издать уже было невозможно. И мы с Василием Прохановым после звонка лидера Компартии Российской Федерации Геннадия Зюганова на его родную Орловщину направились туда.

Появление наше в типографии Орла вызвало переполох. Радостный переполох. Едва могучий Василий поставил крупную сумку с мелкими, добытыми от продажи «Завтра» купюрами на стол в бухгалтерии, все ее сотрудницы с восторгом сбежались их пересчитывать: ага, наконец-то нам выплатят невиданную за два месяца зарплату!

У нас буквально вырвали бумажные полосы «Завтра» и помчались превращать их в пластины для печатания. Как всё замечательно!

Сняв с Василием по комнате в гостинице, мы поспали после суматошного поезда, отобедали и стопы направили в главный цех типографии. Там с машин вовсю сходили экземпляры очередного номера «Завтра». И там же, в цехе, я с беспокойством заметил директора типографии, лицо которого при просмотре первого попавшегося ему экземпляра газеты покрывалось красными пятнами.

Подхожу к директору. Он говорит:

– Да, позарился я на выгодный заказ. А зря позарился.

Запахло жареным. В памяти моей всплыла картинка – как в октябре 1993-го были остановлены печатные машины в Красногорске.

Я пытаюсь успокоить директора:

– Руководитель фракции Компартии в Государственной Думы Зюганов звонил бывшему члену Политбюро ЦК КПСС, вашему нынешнему орловскому губернатору Строеву. Вам же из его администрации сказали, что «Завтра» можно печатать?

– Сказать-то сказали, – закрыв полосы, мрачно изрек директор. – Но какой у вас тут накат на Ельцина – Строев не знает. Ему позвонят из Кремля, спросят, кто страсти против президента тиражирует – и мне конец. Уволят меня и другой работы не предоставят. Я был завотделом обкома, который возглавлял Строев, и знаю – у него спина всегда готова гнуться перед вышестоящим начальством.

Картина остановки печатных машин грозила повториться и я, вдруг вспомнив ситуацию в Доме печати в Минске, молвил директору:

– Вот неподалеку – мой молодой друг Василий. У него – одна нога здесь, другая – там. Если мы ему сейчас шепнем, он стремительно доставит нам коньячку.

– Не надо обременять Василия, – махнул рукой директор. – Зовите его к нам. Коньяк есть у меня в кабинете. Надо успокоиться.

Тираж из Орла мы с Василием привезли не в среду утром, как обычно он доставлялся из Владимира, а к вечеру. У особняка Союза писателей на Комсомольском проспекте нас дожидались около тысячи распространителей газеты «Завтра». Как только я и Василий вышли из кабины фургона, раздались бурные, продолжительные аплодисменты. Почитателей газеты сильно волновало: выйдет – не выйдет ее номер к годовщине расстрела Дома Советов. Он вышел. На том всё интересное в истории издания «Дня» – «Завтра» закончилось.

В номенклатурно-мафиозном ельцинском капитализме, против которого мы воевали, с неимоверными усилиями выживали-таки нормально-трудовые частные фирмы. Одна из таких фирм во главе с моим брянским земляком Арсеновым находилась в Твери. Она взяла кредит в 300 тысяч долларов, купила типографскую машину и тиражировала на ней ею же учрежденную газету и прочие местные газеты.

Страшно высокие проценты за кредит заставляли Арсенова со товарищами рыскать в поисках заказчиков в Москве. На прибыльную, но нежеланную в государственных типографиях газету «Завтра» они вышли в тот момент, когда я ломал голову – где печататься после Орла. Арсенов заверил меня: «Будут у вас деньги – будем вас издавать, невзирая ни на что». Мы ударили по рукам.

Раз в полтора-два месяца я приобретал в Москве тонн 20 бумаги, грузил их в нанятый МАЗ и отправлял в Тверь. Больше у меня мороки не было. С Арсеновым мы работали на честном купеческом слове. Иногда я платил ему вперед за типографские расходы, иногда он печатал «Завтра» в долг. Организационных забот у меня поубавилось – времени на писанину прибавилось.

Писал я разное: от репортажей из Госдумы и Совета Федерации до портретов политиков. Писал с убеждением – хоть режим Ельцина и устоял, но земля под ногами его столпов не сегодня, так завтра загорится. Жизнь в стране – всё сквернее. Нищета большинства нарастает, а спаянные с властью воры захватывают самую прибыльную собственность, деньги из бюджета и богатеют с каждым днем. Сколько такое можно терпеть?

В оппозиции, уличной и парламентской, мои публикации знали, и я не раз слышал добрые слова в свой адрес. Нежданно-негаданно интерес ко мне как журналисту снова проявил Сергей Потёмкин.

Дня за три до Нового – 1995 года – он под вечер застал меня на телефоне в кабинете редакции и через час появился на пороге. С лицом веселым, бодрым, загорелым. Расстегнул дубленку. Мы обнялись, и я показал ему на вешалку:

– Раздевайся.

– Нет, мне нельзя без шубы. – Потёмкин снял с плеча сумку. – Сегодня я исполняю обязанности Деда Мороза.

Из сумки он изъял фотоаппарат, диктофон и вручил мне:

– Прими скромные новогодние дары, а в отместку составь кампанию. Поедем в ресторан. Хряпнем водки, порубаем, и ты мне расскажешь: какие передряги в политике тут в Москве творились, пока я заштопывал дырки от пуль и накачивал одрябшую мускулатуру на тёплых морях.

Благодетеля и благодарного слушателя в лице Потёмкина я обрел надолго. Желание внимать моим суждения про политику и политиков он не потерял ни в 1996-м, когда кандидат оппозиции Зюганов проиграл президентские выборы Ельцину, ни с момента передачи Ельциным Кремля Путину в 2000-м, ни после переизбрания Путина президентом Российской Федерации на второй срок в 2004-м.

Встречались мы раз пять-шесть в году. Обыкновенно Потёмкин звонил и предлагал увидеться. Я всегда почти соглашался. Ему потребны были мои комментарии происходящих событий, мне льстило, что они любопытны успешному в бизнесе единомышленнику. Как правило, встречались мы в ресторане на Старом Арбате. Но – не только там.

Я, низкооплачиваемый журналист, пишущий против власти и капитала, никогда не просил у Потёмкина материальной помощи. Он сам мне её оказывал, угадывая мои нужды.

– Ты говорил, что обменял квартиру. Когда на новоселье позовёшь? – спросил он меня весной 1998-го.

– Как порядок наведу – через месяц-другой, – я ответил.

– Всё ясно, – Потемкин вынул из кармана пиджака кошелёк. – У тебя дефицит капвложений.

Денег, им мне всученных, хватило не только на ремонт квартиры, но и на покупку кое-какой мебели.