Ада Баскина - Повседневная жизнь американской семьи

Любовников имеют только 15% жен, а любовниц — меньше четверти мужей.

Групповой секс (характерный для коммун хиппи) или секс с незнакомым человеком характерен для ничтожного меньшинства".

«А как же американские сериалы, испепеляюще-страстные американские фильмы?» — воскликнет удивленный читатель. «Все это ложь, — отвечу я, — или, по крайней мере, сильное преувеличение».

Корреспондент «Литературной газеты» в Нью-Йорке Эдгар Чепоров писал: «Кажется, никому не сравниться с секс-символами, демонстрирующими свое превосходство с экранов и со страниц прессы. Если судить по этим источникам познания жизни, то Америка не выползает из-под одеяла». Однако Чепоров, наблюдавший жизнь американцев из Нью-Йорка, уверен, что «американцы — пуритане больше, чем хотелось бы авторам эротических фильмов и романов».

Бушуют страсти, любовники сливаются в экстазе каждые четверть часа, сексуальные порывы сотрясают героев, но... героев сериалов и фильмов. Жизнь же реальная очень сильно отличается от той, что на экране. Вот ее характеристика цифрами строгого научного исследования: «Из всех опрошенных 83% имели за прошедший год только одного партнера либо не имели такового вовсе». Или еще: «У половины американцев был один сексуальный партнер на протяжении пяти последних лет». Не общество, а пансион для благородных девиц!

И все эти изменения произошли именно тогда, когда в жизнь американцев вошла чума XX века — СПИД.

Уроки сексуального просвещения входят в обязательную школьную программу. Сексологи и сексопатологи регулярно выступают с лекциями в различных клубах и всевозможных молодежных аудиториях. О нормах и правилах интимных отношений говорят со страниц журналов и с экранов телевизоров. При этом, на мой взгляд, опять-таки слишком откровенно судят о таких тонких и сложных материях, как отношения между двумя. Откуда эта трезвость, эта «проговариваемость до конца» глубоко интимных проблем, о которых обычно принято говорить более деликатно?

С Люси Давенпорт, председателем Женского клуба в Мичиганском университете, мы немножко поспорили на эту тему.

— Говорить о сексе надо прямо и открыто, ничего не скрывая, — считает она. — Сексуальная дисгармония, случайная беременность происходят от невежества. И девушки, и молодые люди стесняются спросить, как правильно заниматься сексом, им необходимо все разъяснять в деталях.

— Да кто же спорит, Люси, — отвечаю я. — Сексуальное просвещение нужно. Тут только одна опасность — как бы за чересчур откровенными разговорами, когда, так сказать, сбрасывается одеяло, не забыть бы его положить обратно. Ведь секс, любовь — это все-таки тайна...

— Нет, нет, — быстро перебивает она меня. — Никакой тайны тут быть не должно. Все нужно называть своими именами. Тогда и ошибок будет меньше...

— Но и открытий, вообще радости тоже уменьшится. Ведь так можно все заболтать, — не сдавалась я.

— Ну и что, пусть лучше дефицит романтизма, чем нежелательные беременности и венерические болезни. И не забывайте о СПИДе!

После всего сказанного может сложиться впечатление, что для любви у американцев остается мало места. А вот и нет. Как это ни парадоксально, но «больше, чем любой другой народ, американцы верят в любовь, делают из нее культ», — пишет Макс Лернер. Ученый как будто удивляется этому феномену. Ведь на этот цветок — романтическую любовь — велось да и сейчас ведется наступление с разных сторон. Сначала расцвету свободных и сильных чувств мешала церковь с ее религиозными канонами. Потом на романтизм в любом его виде стала наступать технизация, вовлеченность человека в мир механизмов, власть машин. И все-таки... «Ни завещанному пуританской традицией чувству греховности, ни технизации американской жизни — двум величайшим врагам романтической любви — не удалось разрушить этот идеал. Наследие пуританизма — стыд, тайна, наслаждение украдкой, в страхе перед суровым общественным наказанием — отозвалось усилением романтического культа. Технизация же в этот машинный век лишь усилила старую романтическую традицию».

А как же трезвость и расчет по поводу секса? Складывается впечатление, что в американской ментальности секс и любовь — это два разных понятия; они далеко не всегда совмещаются. Собственно, так происходит в реальной жизни во многих странах. Но в США это уж очень широко распространенная практика: секс — отдельно, любовь — отдельно. О первом можно и нужно говорить прямо, откровенно, без обиняков. Любовь же — ее еще иногда называют «романтическая любовь» — это нечто овеянное тайной и возвышенное.

В разговорах супругов между собой, родителей с детьми слово «любовь» повторяется часто. Во многих домах я слышала на самом будничном уровне: «Любовь моя, какие у нас планы на сегодняшний день?» На футбольном матче женщина, по-видимому, мать, в ажиотаже кричит своему сыну на поле: «Бей, бей, Бобби! Я люблю тебя!» На международном симпозиуме физиков в Вашингтоне в отеле «Мариотт» выступал молодой ученый. Выступление было неудачным. Один за другим на сцену поднимались коллеги и довольно резко критиковали его доклад. Он растерянно посмотрел на ряды зрителей. Встретился глазами с женой, тоже физиком. И та вдруг сказала громко, на весь зал: «Держись, Фредди! Я люблю тебя!». Я наслушалась здесь романтических историй, похожих на рождественские сказки и умилявших меня своей бесхитростной сентиментальностью. Вот одна из них.

Дочь моих друзей, Чака и Розалинды Каролек, Мариса, молодой дизайнер, отправилась в свою первую заграничную командировку, в Италию. Там она встретила Рона, художника и искусствоведа из Нью-Йорка. Обоих я знаю лично. Она — изящная голубоглазая блондинка. Он — пылкий брюнет, живой, остроумный. Сам Бог велел им влюбиться, что они при первом же знакомстве и не преминули сделать.

Но прошел месяц бурной любви в сказочной Италии, оба разъехались по домам, она — в Чикаго, он — в Нью-Йорк. Еще год они посылали друг другу пламенные письма, часами висели на телефоне. В обеих семьях стали поговаривать о браке. Но где жить? С родителями не принято. Устойчивая работа с приличным заработком пока только у Марисы. Рон, художник, мечется в поисках временных заработков. Решили так: он переезжает в Чикаго, пробует найти постоянное место. Она остается пока жить с родителями. Роман, все такой же нежный и страстный, продолжается. И, как и положено, от невозможности немедленно его узаконить становится еще горячее.

Проходит два года. Рон находит временную работу. Мариса снимает жилье в пригороде Чикаго. Он уже готов переехать к ней. Но в это время в очередной раз оказывается безработным. «Как мог я, мужчина, без средств к существованию, жениться на девушке и жить в ее доме, за ее счет?» — рассказывал он мне позже.