Юрий Кондратьев - Письмо из Грозного

Предлагаю вашему вниманию письмо от бывших грозненцев, присланное мне. Я уже писал, что бывшие жители Грозного, проживающие сейчас в России, опасаясь за жизнь своих близких, боятся рассказать то, что они видели и пережили. Поэтому выражаю огромную благодарность за смелость тем своим землякам, кто всё же преодолел свой страх и поделился своим пережитым. Если кто-то ещё захочет рассказать свою историю, всегда рад предоставить Вам свой сайт. Обещаю, что никогда не раскрою подлиных имён, места проживания, без специального разрешения.

Публикую с разрешения приславших это письмо, но все имена, фамилии и адреса изменены.

Добрый день! Я посылала своей маме ваш рассказ, он её очень тронул и вот в

ответ я получила от неё письмо. Там много ошибок и опечаток, но это просто из-за того, что мама только недавно начала работать на компьютере. Я посылаю это письмо вам, так как мне показалось, что оно было написано и для вас.

… Получила сразу три письма. Обычно читаю их дома, а здесь только пробегаю глазами. В этот раз прочитала все письма здесь. Последнее письмо нашего земляка Юрыменя просто потрясло своей достоверностью и чувствами, которые испытывает автор письма. Я думаю он передал в своём письме переживания многих тысяч грозненцев, которые на собственном опыте почувствовали, что такое, так называемая «свободная Чеченская республика». И слава богу, что ему удалось вместе с женой и тёщей выехать из Чечни до войны и они не стали свидетелями и невольными участниками этой величайщей драмы в жизни прежде всего русскоязычного населения Чечни, которое сделало всё возможное и невозможное для мирной, счастливой жизни в республике. Я прекрасно понимаю чувства нашего земляка Юры по отношению к нашим землякам в годы дудаевского разгула. Тебе, может быть, трудно представить, но я чувствовала себя во время войны (и не только я) как, наверно, наши люди на окуппированной фашистами территории. Ты, наверно, улыбнёшься, я даже листовки писала и расклеивала на домах с призывом саботажа режима генерала-параноика Дудаева пыталась объяснить, как сама понимала, к чему это приведёт чеченский народ. Никому об этом не рассказывала, даже папе. Только Татьяне Ивановне, учительнице из 1-ой школы. Дело в том, что она поломала руку и не могла ходить на рынок, чтобы продать несколько стаканов семечек на хлеб, я и приносила ей то, что мне самой удавалось раздобыть или приготовить, т. к. зарплату в школе тоже не платили. А я всё-таки что-то продавала, наш сосед Иса, отец Малики, если ты помишь, имел ларёк до войны, потом отвёз товар в Новые Атаги, но иногда окольными путями, через сады, привозил и давал мне для продажм по низкой цене в долг сигареты, очень ходовой тогда товар и жвачки, шоколадки, за что ему большое спасибо, т.к. фактически это помогло нам спастись от голодной смерти. Каждый день я могла купить на это хотя бы булку хлеба. Конечно, булки хлеба нам не хватало почему-то. Раньше я очень мало ела хлеба и вообще, мы с папкой твоим никогда не были чревоугодниками а тут съедали за сутки целую кастрюлю постного супа или борща с разными травами. Живот был полон А чувство голода не проходило, а этой маленькой буханочки хлеба постоянно не хватало, поэтому мы не успевали понять, какого она вкуса. Сейчас я понимаю Свету с Танюшкой, ведь они сравнительно недавно из Чечни. и до сих пор едят много хлеба…, даже с кашей, у меня это уже прошло.

Так вот я, когда шла к Татьяне Ивановне, старалась незаметно наклеить на стены домов листовки, причём иногда проходила дальше аптеки, к поликлинике, детскому саду, хотя это не всегда удавалось, весь город постоянно обстреливался и микрорайон в том числе. Когда это были бомбёжки или артобстрелы, то мы себя утешали тем, что, может быть, и в этот раз пронесёт, но когда начиналась стрельба из автоматов да ещё совсем рядом, это было пострашнее. Грохот и гул от взрывов и от бомбёжки стоял постоянно и мы уже, можно сказать, привыкли к этому. И даже ходили по воду в Старую Сунжу, у меня как-то на обратном пути видимо осколком продырявило ведро где-то посередине, в этот момент мы проходили мимо дома, в который попал снаряд, а я, вместо того, чтобы бросить ведро прижала его к себе, вся облилась, но принесла половинку ведра домой. Но «на миру», говорят и смерть красна, более жутко было дома, когда снаряды падали то в соседний дом, то за нашим домом, то лежали, не разрываясь, до первого случая. Так вот, однажды я как всегда выждала немного пока немного стихла стрельба и пошла держась ближе к стенкам домов отнести покушать Татьяне Ивановне и ещё взять у неё для продажи свечки, которые она сама с поломанной рукой ухитрялась делать изостатков своих и наших свечей, ну и по дороге как свегда расклеивала свои, так называемые листовки. Наклеила листовку на доме и тут же раздалась автоматная очередь, а у меня в кармане клей ПВА, кисточка и ещё несколько листовок. Не помню, как я очутилась у Татьяны и вот тогда я и рассказала про свою «подпольную деятельность». И только тогда поняла, какому риску подвергалась, играя в партизанку, но испугалась прежде всего потому, что страшно боялась оставить тебя сиротой. Ведь мы настолько уже, если это вообще возможно, привыкли к постоянным взрывам и стрельбе, что даже спать научились, невзирая на это. И уже не надеялись, что останемся живы, т.к. почти все многоэтажки подвергались сначала бомбёжкам наших, затем артобстрелам. т.к. с крыш высотных домов боевики чаще всего и обстреливали самолёты, у них и стингеры были. И первое время им даже удавалось сбить наши самолёты, потом наши стали применять какую-то тепловую защиту, тепловые ракеты, кажется. Так что никакой уверенности, что уцелеет наш дом, не было. Единственное, о чём мы просили БОГА, хотя до этого были атеистами, чтобы твои дедушка и бабушка смогли перенести нашу гибель и ты не осталась сиротой. Саша-то был постарше. Мы как-то, понимая полную обречённость, хотели пойти в Россию пешком, буквально по шпалам, другого пути мы не знали, но это в то время было безумием, т.к. в утренних и вечерних сумерках стреляли по любой цели без предупреждения.

Но зато у нас появилась какая-то навязчивая идея: если нам удастся отметить Новый 1995 год, то мы обязательно выживем. Мы договорились с Марией Трофимовой, помнишь воспитательницу, и её мужем Виктором встретить Новый год вместе. Собрали остатки домашнего, ещё не проданного за кусок хлеба, соленья-варенья, в том числе, бывшую тогда большим деликатесом, кабачковую и баклажанную икру, у нас было даже две банки кильки в томате и баночка шпротов. А из мяса Ожидало прекрасное жаркое из курочки, которое мне в долг купила наша Валя, за две недели до Нового года.