Внутренний СССР - Интеллектуальная позиция-2

· В каком именно смысле «война Шамиля с русскими [87]явилась выражением ожесточенного столкновения двух противоположных реформаторских идей»?

· И в чем существо этих взаимно исключающих реформаторских идей в их жизненном выражении на протяжении всей прослеживаемой глобальной истории?

Но чтобы ответить на эти вопросы, необходимо понять прежде всего суть суфизма, что, как видно из ранее приведенных цитат, невозможно на основе публикаций о нём непричастных к суфизму “энциклопедистов”, историков и журналистов. Следует обратиться к писаниям самих суфиев.

Что писали в России о суфизме до 1917 г. и сохранилось после него, — лежит в библиотеках и недоступно большинству читателей без того, чтобы приложить героические усилия для доступа и поиска в фондах.

В бытность СССР из суфийской литературы достаточно массовыми тиражами издавались только различные сборники историй о мулле (молле, ходже) Насреддине и сказки “Тысячи и одной ночи” (некоторые из них были экранизированы, благодаря чему стали практически общеизвестны). В то время они не могли не подвергнуться “литературно-художественной” обработке, дабы устранить из сюжетов то, что было в явном конфликте с марксизмом и ханжескими нормами морали “интеллигенции” (“делателей культуры”), не всегда приемлющей простонародную культуру мышления и речи, а также и тематику и детали некоторых повествований, далеких от приукрашивания реальной жизни. При этом составители сборников и авторы предисловий и комментариев к ним не сосредоточивали внимание читателей на роли суфиев в создании и редактировании этого множества историй, хотя многие из них и знали об этом: всё выдавалось исключительно за плод народного ума, мудрости, художественного творчества и юмора. О суфийском воздействии на происхождение этого пласта культуры народов мусульманского Востока недвусмысленно сказано только в произведениях самих суфиев, изданных на русском языке преимущественно после 1991 г.

Таким образом получается, что народность историй о мулле [88]Насреддине и сказок “Тысячи и одной ночи”, которые действительно на протяжении жизни многих поколений являются и частью информационного обеспечения деятельности суфиев, отрицает высказанное В.Дегоевым утверждение о суфизме как об «интеллектуально элитарном течением в исламе, рассчитанном на избранных»: что-нибудь одно — либо народность, либо “элитарность” для избранных. И даже если реально в истории имела место не общенародность суфизма, то, как минимум, на протяжении веков в народе оказывалась широкая поддержка деятельности относительно малочисленной группы “профессиональных” суфиев, которых В.Дегоев отождествил с “интеллектуальной элитой”, по неизвестным причинам подверженной в течение столетий непреходящей “моде на суфизм”.

Но не приходится говорить о народном происхождении основополагающей масонской легенды о мастере, принявшем участие в строительстве храма Соломона и убитом своими завистниками, которая известна на Западе только в “элитарных” кругах общества и среди посвященных в регулярное легитимное масонство. Не входит она и в народный цикл сказок “Тысячи и одной ночи”, хотя библейский Соломон (Сулейман) почитаем и в мусульманском мире как один из праведных мусульман.

То есть, в отличие от масонства, противопоставившего себя простонародью иерархией “элитарных” посвящений, в случае исторически реального суфизма имеет место нечто совсем иное — объединяющее представителей внешне различных социальных групп в этом явлении общественной жизни преимущественно мусульманских стран и отрицающее тем самым “элитарную замкнутость” и самопревознесение “элиты” над простонародьем, способной иногда к проявить покровительственную снисходительность самодовольного барина к простому рабочему человеку.

Чтобы показать, о чем идет речь, обратимся к суфийской литературе: Идрис Шах “Сказки дервишей” (Москва, “Гранд”, 1996, пер. с англ.):

Абд аль-Кадир пользовался такой необыкновенной известностью, что мистики всех вероисповеданий стекались к нему толпами, и у него неизменно соблюдалась традиционная манера поведения. Благочестивые посетители располагались в порядке очередности, определяемой их личными достоинствами, возрастом, репутацией их наставников и тем положением, которое они занимали в своей общине.

Посетители также немало соперничали друг с другом из-за внимания султана учителей Абд аль-Кадира. Его манеры были безупречны, и невежественные или невоспитанные люди не допускались на эти собрания.

Но однажды три шейха из Хоросана, Ирана и Египта прибыли в Дарх со своими проводниками — неотесанными погонщиками мулов. Шейхи возвращались после хаджа (паломничества в Мекку). В пути их до последней степени измучили грубость и несносные проделки проводников. Когда шейхи узнали о собрании Абд аль-Кадира, мысль о том, что скоро они избавятся от своих проводников, обрадовала их не меньше, чем предвкушение предстоящего лицезрения великого учителя.

Шейхи подошли к дому Абд аль-Кадир, и он, против своего обыкновения вышел к ним навстречу.

Ни единым жестом приветствия не обменялся он с погонщиками мулов, но с наступлением ночи, когда шейхи в темноте пробирались в отведенные для них покои, они совершенно случайно стали свидетелями того, как Абд аль-Кадир пожелал спокойной ночи их проводникам, а когда те почтительно прощались с ним, даже поцеловал им руки. Шейхи были изумлены и поняли, что эти трое, в отличие от них самих, скрытые шейхи дервишей. Они последовали за погонщиками и попытались завязать с ними беседу, но глава погонщиков грубо осадил их:

— Идите прочь с вашими молитвами, бормотаниями, вашим суфизмом и поисками истины. Тридцать шесть дней мы выносили вашу болтовню, а теперь оставьте нас в покое. Мы — простые погонщики и ко всему этому не имеем никакого отношения.

Такова разница между открытыми суфиями и теми, которые только подражают им.

“Еврейская энциклопедия” и такие авторитеты по хасидизму, как Мартин Бубер, отмечали сходство хасидской школы с испанскими суфиями, имея в виду хронологию и близость учений.

Это сказание, в котором фигурирует суфий Абд аль-Кадир из Гилана (1077 — 1166 гг.), входит также в жизнеописание рабби Злимелеха, который умер в 1609 году.

Абд аль-Кадир, прозванный “королем” (и точно такой же титул носил Злимелех), был основателем ордена Кадирия.

Чисто внешне Абд аль-Кадир принадлежал к высшей социальной “элите” и в этом “элитарном” качестве он превосходил трех шейхов, также принадлежавших к “элите”. Погонщики — чисто внешне — принадлежали к грубой неотесанной черни, причем к её низшим слоям, занятым вне тонких ремесел и высоких технологий того времени. Нет сомнений, что погонщики были суфиями. И Абд аль-Кадир, также будучи суфием, с полным уважением общался с суфиями погонщиками. Но были ли трое шейхов, которых сопровождали погонщики, сами суфиями или они только воображали в самомнении, что они есть истинные суфии?