Елена Полюшкина - Моя душа состоялась. Дневник Алены

Я так устала, что уже с трудом пишу. Очень расстроена из-за многих мелких гадостей. Но я – дома, и надеюсь, все будет, как надо.

Во-первых, почувствовала неприязнь со стороны Ш. Причем агрессивную. Не понимаю. Только догадки: я его раздражаю своей внешностью и своей русскостью? Это прискорбно. Он выбрал именно меня объектом своей антипатии, может быть, случайно, но я понимаю, что отношения у нас с ним не сложатся.

Будто совершенно выдохлась. В странном невменяемо-столбнячном состоянии сейчас. Будто внутри на душу действуют наркозом. Заморозили и проделывают операции. А я ничего не чувствую.

Как надоело быть мягкой, податливой. Как надоело молчать и соглашаться. Глупо что-то кому-то доказывать, но, надеюсь, докажет моя работа и мой стиль. Все-таки жизнеутверждающий.

11.10.На этот раз все должно получиться. Не концентрируюсь на теме, спокойно отношусь к любой вероятности.

12.10.Все мои знакомства с мужчинами обречены. Все портит флирт, легкая влюбленность. Никогда – на равных, всегда через боль отказов. Просто я еще не встречала моего, с которым не думаешь об условностях, а теряешь голову в любовной горячке. Их привлекает моя независимость, мой ум, моя богемно-элитная внешность. Меня в них привлекает, как правило, возможность общаться «на уровне» и вероятность творческого общения, сотрудничества или поддержки. Никто не выдерживает. Но я не отчаиваюсь. Есть еще во мне какие-то комплексы, мешающие взглянуть на все более легко и непринужденно. Но я и с ними справлюсь.

13.10.Или я в жизни ничего не понимаю, или жизнь постоянно обижается на меня. Все мои начинания летят в абсурдность, и все надежды оказываются ошибками.

«Из человеческих недостатков трусость – самый худший». Слова главного героя фильма «На последнем дыхании». Странно переплелись с булгаковским произведением. То же вещал Воланд.

И трудно верить во что-то серьезное. И до истерики доведет судьба своими слишком демонстративными колкостями. И так томительно… И так прекрасно смотреть на солнечный московский день и улыбаться мудрой и хрупкой золотой осени. Сквозь слезы, сквозь слезы, сквозь слезы.

Странный сон сегодня. Полуразрушенное, все в трещинах, выбоинах громадных размеров высотное здание. Они и так-то большие. Но это потрясало совершенно гипертрофированными размерами. Я увидела его вдруг с заросшего травой пригорка. По ощущению это была Москва, но от конкретной Москвы ничего. Только понимание: выхожу из метро «Киевская», смотрю на жуткое зрелище это. За зданием, тем, что от него осталось, – Москва-река. Есть разные степени страха. Такого, как сегодня во сне, еще не испытывала. Здание давило, убивало, оно могло в любой миг развалиться. Повреждения были ужасающие. Повреждения – слабо сказано. Это был громадный труп. Махина. Я помню, что подкосились ноги, я в ужасе упала на траву, подступили рыдания, я еле могла выговорить: «Что, почему, как все это»» какие-то бессвязные бормотания. Сильнейший шок. Спустилась к дому. Помню, кто-то гово-

рил: «Был божественный глас. Предупреждение. Теперь вот наказание. Там, внутри, находились худшие люди, которых можно было собрать. Так получилось, что в момент разрушения они все были собраны там». Примерно так. По крайней мере, смысл такой. А я иду в цепочке людей под нависшей тушей поверженного великана и думаю: «Принадлежу я к худшим или нет? Вот испытание – если обрушится, значит, – да, нет – какая-то надежда, не пропащая тогда». Было до неправдоподобия жутко. Смертельно. Я проснулась с этим чувством. Вся моя жизнь – готовая в любую минуту рухнуть постройка, рухнуть и замуровать меня навсегда. Но если она (о, как это ни странно, при такой зыбкости) до сих пор стоит, может, это что-то значит. Не забирают, оставляют делать на земле предназначенное мне дело. Никогда бы не хотела повторения ночного кошмара. Это не под силу выдержать никому из людей. Меня спас сон, никому не желаю в нем проснуться.

14.10.Я знаю, что добьюсь высот творчества, а значит, признания. Трудно верить. Но я не верю, я знаю.

Но я ни во что не верю, и я верю во все, что со мной происходит.

Утомленно, устало: когда? Когда?

Не надо спрашивать, надо отвечать самой.

Твоя ошибка – в тревоге. Ты ошибаешься, думая, что не можешь справиться с ней. Ты постоянно настраиваешься на поражение, понимаешь это и все-таки поддаешься тлетворному воздействию хандры.

М.

Сижу до глубокой ночи, терзаю «Сангвис». Я все равно уверена, что «чуткая музыка Баха» – точно сказано. А именно к этому придирался Д.К., а ему вторил В.М. Но, тем не менее, я, педантично следуя всем его замечаниям, вношу изменения. Мне даже интересна такого рода работа. Хотя и прилично раздражает. Подстругиваю, подстраиваю свое под чужой вкус. Что получится – неизвестно. Но получится – непременно.

Новый наш фильм «Русский регтайм» совершенно взвинтил меня. Я пропадала от тоски за уходящее светлое молодое время и понимала с маниакальной обреченностью, что все же кино меня доконало. И я люблю его так же страстно, как Адель своего лейтенанта. «И другой мне дороги нету». В кинодурдом или в настоящий? Просто нет выхода. Все двери передо мной. Выбор пока свободный. Но выхода уже нет.

Я совершенно уверена, что мое определение музыки Баха – то самое, верное. Вот увидите, вы еще об этом вспомните.

16.10.Боже праведный! Как безнадежна жизнь, пропадает прекраснейший человек, один из лучших, встреченных мною. Было абсолютно невыносимо смотреть на банальность окружающего. Типичное среднерусское семейство, т е. народ. (Боже, сколько снобизма! Но это вторично.) Единственное, что меня по-настоящему волнует – это сам Б. Всего 35 лет. Для мужчины – это расцвет, а он ставит на себе крест этой женитьбой. Я до последнего не верила в реальность этого брака. До последнего. А он – гордый бесконечно и бесконечно – настоящий мужчина. Я готова просто раствориться в таком, закрывая глаза на многие и многие недостатки, но которые для него вырастают в громады комплексов. Я уверена – он достоин значительно большего. И не понимать этого он не может, но относится он ко всему просто. Просто. Сегодня я была на регистрации его брака. Он для меня интересен. Он – самодостаточен до кончиков волос, и это убедительно само по себе. Такой потенциал, не столько даже профессиональный, а человеческий, личностный. Он – индивидуальность. Я напилась от чувства отчаяния за него. Пропадает. Я понимаю женщин, влюбляющихся в него.

Каждая думает, что она-то уж сможет справиться с этим крепким орешком, остановит его падение, спасет. Это огромная ошибка. Спасти его нельзя, исправить тоже. Он – такой, и этим все сказано. Многие бы отдали (сколько!) для осознания себя такой личностью. А он пропадает. Среди кого!