Елена Полюшкина - Моя душа состоялась. Дневник Алены

Про мою говорил много разного. И хорошего, и не очень. В целом же я поняла, что, умея оценить мою особенность и талант, он не способен согласиться с моей стилистикой и эстетикой. Ему бы хотелось, чтобы я написала классическую рецензию, с разбором и анализом, отделавшись от поэтических грез. Дословно он этого не говорил, но было понятно. Его интересует, «потяну» ли я другой жанр. Мне странно, что он об этом заговорил. Хотя моя работа – вне критики, она слишком цельная, сказала М. Кстати, только благодаря ей разговор вновь зашел о моей работе. Она напомнила, что мы не договорили в прошлый раз. Спасибо ей. Мне показалось, она по-настоящему оценила.

В.М. сказал, что моя работа рассчитана на людей, посмотревших этот спектакль, однозначно. Мне было больно слышать это. К тому же, это спектакль, говорил он, очень мужской, в нем не хватает лирической тонкой организующей нотки, которую внесла я. Именно поэтому, как сказала Люда, моя работа как бы продолжение спектакля, звучит единым духом и стилем. Это само по себе приятно. Но то, что он увидел в работе чисто женское, обидно. Он сделал на этом акцент. И мне кажется в этом не то чтобы упрек, но принижение жанра. Вот мол, женщина – влюбленность, нежность. Эти слова звучали обидно. Таково его отношение. Начинаю укрепляться в мысли, что он меня недолюбливает или просто побаивается почему-то. С другими ему проще, во мне же он что-то чувствует. Сумел разглядеть, но согласиться с моей правотой уже не может. Это не его вина (Боже, какая наглость с моей стороны!). Просто это разные поколения. Я не высокомерна, и я очень уважаю его творчество, но я также уверена в своей внутренней правоте и в верности избранного мной пути.

Если я ему напишу «обычную» рецензию, он успокоится. А если я вся – вне обычного, если из каждой строчки выглядывает свое? И требует…

И при всем при этом полное неумение строить свою устную речь на занятиях. Только с людьми, с которыми легко.

И.См. прочитала работу на Феллини. Хорошо. Гаевский покритиковал. Слишком обязывающая тема. У него слишком много личных переживаний с ней связано. И. пишет легко, образно и логично. Не чета Ленке. Как небо и земля. Но все-таки это тоже не настоящее. Хотя лучшее из всего, что я слышала от наших.

У меня такое чувство, что Г. раздавил меня (интонацией, подтекстом, откровенным снижением жанра), хоть это, видимо, не соответствует истине. Я устала ему говорить, что хотела бы показать «Ученым обезьянкам». Забывает. Неудобно навязываться. Такой горький осадок после его слов. Много умных замечательных людей вокруг, и так бесприютно. В какой-то степени приятно осознавать свою особенность. Или это снова мнительность? Или я – настоящая?

В последнее время особенно остро чувствую свою связь с теми, иными. Они иногда около меня. Они мне помогают. Или испытывают.

Они рядом. Значит, что-то случится снова.

Случится мне остаться. Во всех смыслах.

Я искренне не понимаю, почему рецензии А. почитают за нечто безукоризненное, совершенное. Признаю легкость пера и своеобразие подхода и то лишь потому, что в неплохих с ней отношениях и смотрю другими глазами на ее работу. Но девчонки, Г., М.? Боже мой, как немного нужно миру. Г. говорил, что в таких работах, как моя, все строится на угадывании, на метком попадании в цель (в данном случае тон и стилистику спектакля). Или попадаешь – или нет. Он говорил так, что попадание это происходит, возможно, случайно. В его интонациях это было. Я угадала, ну и что, мало ли угадывают, работа, конечно, замечательная, но везет иногда, случается. Случайность. Я так хорошо почувствовала эту его мысль. Его небрежное отношение ко мне. Мы так редко говорим правду друг другу. Только и приходится расшифровывать неискренние речи, которые все равно не обманут.

Горько. Я, было, порадовалась, что оценили наконец-то. И тут такой «разнос» (только для меня), хотя, думаю, в большей или меньшей степени все почувствовали иронию. Только вряд ли поняли, к чему она. Ведь говорилось и хорошее. Но переплетение этих оценок, мыслей, «советов» для меня очевидны – ему чужда моя творческая манера. Но он пока сам в этом не признается. Попросил написать что-то о спектакле, к которому я бы относилась более равнодушно, отстраненный рациональный подход и анализ. Было сказано вполне конкретно. И так насмехался. Даже вспоминать не хочется. Больно. Но благодаря моему изменившемуся самочувствию, меня не прошибешь.

Еще. Начинается медленная травля. Больше всех старается Арх. Боюсь, не выдержу и сорвусь на нее.

5.12.Были с Инкой в Доме Актера. Ребята из «Ученой обезьяны» снова очаровательно и непосредственно чувствовали себя на сцене. Еще раз убедилась, что они талантливы и перспективны.

8.12.Любовь сжигает меня. Почему так больно и пламенно? Одиночество извело. Какой-то просто тупик. Заниматься, готовиться к сессии – не в состоянии. Тихая паника и осознание полнейшей безнадежности. Мама снова уехала в Казань, и я одна. Думаю о своем несостоявшемся, не понявшим или, наоборот, понявшим слишком много. Я придумала его? Конечно. Но я люблю его? Бесчисленное – да! Я хочу любви как таковой или я хочу его любви? Тело и душа исстрадались. Безумие неизвестности, невыговоренности подтачивает последние силы.

Так нельзя, понимаю. Любовь делает меня одержимой ленью и тоской, увы. Но все во мне посвящено теперь ей. Не могу понять, почему вдруг этот рывок в страсть, это всеохватное безудержное чувство?

Я задохнусь от горячки любви. Она меня испепелит.

10.12.Когда так хорошо, писать не хочется. А действительно судьба не оставляет. Она особенная до счастья. Если есть за спиной такая поддержка – ничего не страшно.

Ах, декабрь. Вильнюс угадан!

Коньяк занимается в голове самодурством! Отмечала свою нетронутость! 2 года страданий – на пустом месте!

Для кого меня хранят? Что бы ни случилось с универом, моим незнанием наук, безденежьем, все-таки я победила. Все по-другому. Дождалась. Наконец-то. Декабрь, январь, февраль. Дальше неважно. Но эти – мои. Скоро дадут гороскоп.

14.12.Возрождение! Галочка! Как она умеет меня поддерживать. Она – моя хранительница, ангел мой.

Видела Гр. Господи, пытка моя. 2 с половиной года – муки незнания. И тут – случайно, в толпе, около станции моего метро. Опять не укладывается в голове. Как когда-то с Б., только здесь до безумия безнадежно: увидеть, убедиться, что действительно он, – и не заговорить, не подойти. Выглядит замечательно. Будто такой же, каким его оставила эту чертову груду времени назад. Все последнее время почти каждый день думала о нем. Тот странный сон… Он сбылся. Видела и не подошла. В этой огромной суматошной Москве, в этой бездне секунд, на моей станции метро! Что происходит в этом мире? Судьба, спасибо тебе. Я так хотела просто знать, что он живой и ему не совсем плохо. И вот – я видела его, слышала его насмешливый, как