Елена Полюшкина - Моя душа состоялась. Дневник Алены

Шли вечером с Инкой по расцвеченной огнями Тверской. Такая нежность нахлынула к Москве, к судьбе за счастье жить здесь. Ну, конечно, боюсь завалить сессию. И что мне делать с моей ленью и легкомыслием? Надеяться на случай? Другого выхода, видимо, не предвидится. Сделаю все, что успею. Единственно возможный ответ.

Так странно чувствовать себя будто заново родившейся. Во мне продолжает звучать музыка. Это дорожка в мое будущее, еще одна открывшаяся даль, еще одна ступенька вверх. И, похоже, перешла какой-то важный предел. Я говорила как-то, что будто блуждаю между уже пройденным и предстоящим. И в этом невоплотив-шемся междумирном пространстве заблудилась, как в трех соснах, и не могу преодолеть его тяготения и подняться выше, к какой-то новой эпохе (в масштабе одной судьбы), но и спуститься, конечно же, не могу. Так и болтаюсь «между небом и землей». Так длилось долго, мне казалось, слишком долго. И вот, неужели конец? Неужели пустили? И сама выдержала груз испытаний? Боюсь ли завтра? Да, конечно. Но…все мои сомнения также останутся при мне. Но…я – другая. И я осталась.

Ночь. 1.20. Уже, собственно, 30 ноября. Последнее время ложусь постоянно после двух часов, а иногда и после трех. Безумие, конечно. Недосыпаю. Наверное, дурнею. Но слишком интенсивен ритм. Ах, не успею подготовиться, как следует, к сессии.

Жду, сама не зная, чего. Встречи? Известия, счастья?

Почему сейчас так много и так часто думаю о тебе? Очень много и очень часто. Странно, столько времени прошло. А сейчас снова это всплеск воспоминаний и надежд. Ты помнишь меня? Ты помог мне справиться с трудностями: благодаря этой весточке я ожила и стала новой. Спасибо тебе, листопад мой непутевый. Ветер вероятностей, подскажи мне, когда встреча. Вспоминай хоть мгновением, хоть намеком на воспоминание. Что бы тебе ни снилось, знай, это я возвращаюсь.

Выхожу из дома. В пустоту обреченности. С осознанием своей «гениальности», уверенностью, что ее не поймут, и с надеждой непонятно на что. С Богом!

3.12.Что мне делать? С моим чудесным настроением, с моим несносным легкомыслием и богемностью и с моей ленью? Я не учу совсем, сажусь читать, но надолго меня не хватает. До зачетов – 3 недели.

Работу свою, кстати, прочитала успешно. Судьба на этот раз выручила. Не было ни одного человека, при котором я тушуюсь. Приятно, когда нравишься.

Надо объяснить, что значит для меня Москва. Сейчас начинаешь понимать ценность явлений, когда есть опасность их потерять. Но я уверена, что моя судьба связана с Москвой. И ничего не могу с этой уверенностью поделать.

Настроение: сегодня теплее. Снег размяк. Коричневыми жалкими ошметками тревожит взгляды. Декабрь было забастовал. Но ворвались в мою душу и растопили окружающий город надежды. Всепоглощающая надежда на избавление от бу-ден. Да здравствует май и его свита. Но это лишь сон. Где снова мой единственный смотрит на меня так, что хочется разрыдаться от счастья, потеряв голову, выбежать на крышу, на тающий снег, взмахнуть руками и исчезнуть в ночном небе, где сахарные песчинки звезд едва проглядывают из-за световой блокады городских фонарей. Я еду в метро, иду, дыша разнеженным декабрьским воздухом, думаю о тебе, мой любимый, и о себе (моя прелесть!). Мне так много хочется сказать этому городу. Ему обязана своей легкомысленной, безалаберной и талантливой жизнью. Все, о чем мечтала, он подарил мне. В воздухе – пережитые печали и боли, сожженные временем грехи, и пламя моего сердца ни на миг не гаснет, не уменьшается. Я всегда любила Москву самозабвенно. До болезненности. Я так любила все те старинные великолепные дома в центре, цветущие вишни и каштаны весной, людей, о которых любила выдумывать всякое, породистых собак, которых эти люди выгуливали. Я наслаждалась ароматнейшей атмосферой центра, тихого, аристократичного, вечно юного. Я навсегда хотела остаться там, но это было невозможно, и когда наступало расставание, мне было бездонно, будто я прощалась с любимым человеком. Москва для меня была и вдохновением. Сколько лирических, пронзительных, крылатых стихотворений выпархивало на листы и начинало жить, благодаря ее величеству городскому очарованию. Я болезненно и ревниво относилась к ее отношениям с другими. Мне хотелось особого права – быть приближенной. И вот я – в Москве. Более того – живу в отдельной квартире одна. Свобода действий, мыслей. Учусь, отдыхаю, работаю (пишу). И чувства мои к городу стали глуше, нет, не потухли, не уменьшились, просто, будто заретушировала жизнь их, перевела на задний план. Слишком интенсивно и по-новому закружились события. Слишком погрузилась я в эту гремучую смесь театров, новых знакомств, стихов, рецензий. Но иногда вдруг наплывала такая радость, такая огромная благодарность. Мне становилось легче, и я говорила себе: «Боже мой, счастье-то какое. Живу здесь. Что еще?» Теперь, когда боюсь потерять, особенно дорог город. Обожание и слезы. Я люблю тебя, декабрьский кудесник. Уже скоро Рождество. Ты оденешься в иллюминацию, запахнет, хвоей, апельсинами, и незаметно все почувствуют предпраздничную взволнованность, и это всеобщее счастье будет носиться в воздухе. Кутерьма предпраздничных дней кончится. Наступит праздник. Наступит Новый год. Москва подарит его мне. Она расцветет именами событий, она разгадает мое имя. Она усмехнется и пошлет воздушный поцелуй. Обожаемая. Вечно юная и беспечная, восторженная и насмешливая повелительница. Моя искренность известна тебе. И все свое творчество я посвящаю и тебе, наравне с Небом, мамой и Вечностью.

Такая легкость. Когда страх уже забыт. Вернее, он присутствует, но не в силах завоевать меня. Просто маленький комочек на дне сердца. И с этой обворожительной легкостью выскользнуть из университета в ладони заснеженных улиц? Проститься с уважаемыми и любимыми мэтрами? Сколько уже раз буря проносилась мимо, и все было так зыбко, что же на этот раз? Только начала входить во вкус, разохотилась учиться, попала в нужную душевную и творческую стихию. Цепенею от одной мысли о предстоящих зачетах, уже оттого, что они начнутся так скоро.

4.12.И все-таки как бы ни ехидничал Г., все эти Арх-ны и прочая и прочая, я в себе уверена. Удивительно, Г. нравятся такие бездарные работы, как сегодня прочитанная Ленкина на два «Собачьих сердца». Мне это показалось невыносимо скучным и банальным. Разговоры о наличии самобытных мыслей, которые не выигрывают от затянутой нестройной композиции, мне кажутся смешными. Эта рецензия в духе журнала «Театр» – длиннющая, бестактная и бездарная при внешней наполненности намеками на глубину. Это блеф, по большому счету (а только и можно, по большому). Это грустно. И мне все было ясно. Вообще, критика тоже талант (вот не ожидала, что так заговорю). Да, чтобы писать, мало ума и даже легкости пера – это приходящее и преходящее. Нужен особый дар, чутье. Что же получается, из нас 13-14 человек каждый – критик? Каждый умеет критиковать и делает это самобытно и тонко? Но это же нонсенс. Дай бог, чтобы из нашего отделения вышел хоть один путный критик, не говорю уже о явлении. Г. же похвалил Ленкину работу. Что, снова неискренность? Я теряюсь.