Лоуренс Лессиг - Свободная культура

В таком мире будет чрезвычайно просто подключаться к сервисам, предоставляющим доступ к контенту «на лету» – к онлайновому радио, например, которое транслируется пользователю по первому его требованию. Вот тут мы и подошли к критическому моменту. К моменту, когда подключиться к сервисам, предоставляющим доступ к контенту, станет необычайно просто, легче будет соединиться с ними, чем загрузить и хранить контент на множестве устройств, предназначенных для его проигрывания. Будет проще, другими словами, подписаться на платный контент, нежели управлять базой данных, как это приходится делать всем в загрузочно-обменном мире напстероподобных технологий. Контент-сервисы будут конкурировать с файлообменом – даже несмотря на то, что будут брать деньги за доступ к контенту. Сотовые операторы в Японии уже предлагают трансляции музыки (за плату) на телефоны (которые можно снабдить наушниками). Японцы за это платят, несмотря на весь доступный в Сети «бесплатный» контент в виде МР3-файлов [256]. Такие размышления о будущем требуют рассматривать настоящее в перспективе: последнее на сегодня – всего лишь временное положение дел. «Проблема» файлообмена – на уровне настоящей проблемы – будет проявляться все меньше по мере того, как легче станет подключаться к интернету. Таким образом, это непростительная ошибка тех, кто определяет нынешнюю политику. Они «решают» данный вопрос в свете технологии, которой завтра уже не будет. Цель, которую следует ставить – это не урегулировать интернет для уничтожения файлообмена (Сеть все равно перерастет эту проблему), а удостовериться в том, что артисты получают свои деньги в этот период, переходный от бизнес-моделей двадцатого века к технологиям века двадцать первого. Ответ начинается с осознания того факта, что здесь надо решать разные «проблемы». Давайте начнем с контента четвертого типа – не охраняющегося копирайтом или охраняющегося, но предоставленного самим артистом в пользование. «Проблема» с этим контентом заключается в том, чтобы технология, обеспечивающая данный вид обмена, ни за что не была признана незаконной. Можете судить об этом с такой позиции: таксофоны используют похитители, чтобы при их помощи требовать выкуп, в этом нет сомнения. Но есть же много людей, которым необходимы такие телефоны, и они не имеют ничего общего с преступниками. Было бы неразумно запрещать платные телефонные автоматы, лишь бы искоренить похищение людей.

Контент третьего типа поднимает другую «проблему». Этот контент когда-то издавался, но более уже недоступен. Возможно, его не достать, потому что артист не слишком ценен, чтобы записывающий лейбл, с которым он подписывал контракт, выпускал его. А может быть, о нем просто забыли. В обоих случаях целью закона должно быть облегчение доступа к этому контенту, в идеале – вместе с вознаграждением самому артисту. Опять-таки, указанная модель сходна с букинистической. Когда книгу перестают печатать, ее все еще можно найти в библиотеках и букинистических магазинах. Но библиотеки и букинисты не выплачивают правообладателям за то, что кто-либо читает или покупает переставшую издаваться книгу. Конечно, это совершенно нормально, так как любая другая система была бы столь обременительной, что устранила бы саму возможность существования букинистических магазинов. Однако с точки зрения автора такой «обмен» его контентом без компенсации далек от идеала. Букинистическая модель предполагает, что закон мог бы просто признать не издающуюся музыку честной добычей. Если издатель не делает копий, доступных в продаже, то коммерческие и некоммерческие провайдеры должны по такому правилу свободно «обменивать» этот контент, пусть такой обмен и подразумевает создание копии. Копирование в данном случае будет побочным продуктом торговли. В контексте прекратившегося коммерческого издания обмен музыкой должен быть свободным, как и обмен книгами.

В качестве альтернативы право могло бы создать статутную лицензию, которая гарантировала бы артистам определенные доходы от торговли их произведениями. Например, если закон установит низкий статутный взнос за коммерческий обмен контентом, отсутствующим в продаже у коммерческого издателя, и если эти отчисления автоматически переводятся артисту, тогда вокруг идеи обмена таким контентом могли бы развиться бизнес-модели, и артисты выгадали бы от такой торговли. Данная система создала бы также для издателей стимул сохранять произведения в коммерческом доступе. Все, чего там нет, под такую лицензию не попадало бы. Таким образом, издатели могли бы сохранить за собой право назначать любую цену за контент, если он остается в коммерческом доступе. Но если они этим не занимаются, а вместо этого их произведения живут на жестких дисках поклонников по всему миру, то любые отчисления за подобное копирование должны быть намного ниже тех, что выплачиваются коммерческому издателю. Сложная ситуация с контентом первого и второго типа, но, опять-таки, сложна она потому, что острота проблемы со временем притупится вместе с изменением технологий получения доступа к контенту. Правовое решение в данном случае должно быть столь же гибким, как и сама проблема. Следует понимать, что мы живем в разгар коренной трансформации технологий доставки контента и предоставления доступа к нему. Так вот вам решение, которое поначалу покажется странным обеим противоборствующим сторонам, но по размышлении, я уверен, оно будет воспринято как вполне разумное.

Если опустить риторику о святости собственности, основное требование контентной индустрии таково: новая технология (интернет) нанесла урон ряду прав, которые обеспечивают копирайт. Если эти права подлежат защите, то индустрия контента обязана получить компенсацию за нанесенный ущерб. Как технология табачного производства причинила вред здоровью миллионов американцев, или технология добычи асбеста послужила причиной серьезных заболеваний у тысяч шахтеров, так и технология цифровых сетей нанесла урон интересам контентной индустрии. Я люблю интернет, и потому я не хочу его сравнивать с табаком или асбестом. Но аналогия с точки зрения права верна. И она предполагает верный ответный ход: чем искать способы уничтожения интернета или пиринговых технологий, вредящих ныне провайдерам контента в Сети, следует найти относительно простой способ компенсировать причиненный ущерб. Идея представляет собой модификацию предложения, вынесенного гарвардским профессором права Уильямом Фишером [257]. Фишер предлагает очень хитрый способ обойти нынешний интернет-тупик. Согласно его плану, весь контент, который можно транслировать в цифровом формате, должен, во-первых, маркироваться цифровой меткой (не беспокойтесь о способе обхода этих меток – как вы сами увидите, повода избегать их просто нет). Во-вторых, после маркировки контента предприниматели разрабатывают системы мониторинга, подсчитывающие количество распространенных единиц любого контента. В-третьих, на основе полученных данных артистам выплачиваются компенсации. В-четвертых, компенсация выплачивается посредством подходящего налога. Предложение Фишера тщательно сформулировано и вполне исчерпывающе. Оно вызывает миллион вопросов, на большинство из них он убедительно отвечает в своей выходящей книге «Обещания, которые надо сдержать». Модификация, которую предлагаю я, довольно проста. Фишер представляет свое предложение как замену существующей системы копирайта. Я представляю свое как дополнение к ней. Цель его – упростить систему вознаграждения до того уровня, когда ущерб станет очевиден. Это будет временное вознаграждение для переходного периода между двумя режимами, и оно потребует пересмотра через какой-то период времени. Если свободному обмену контентом все еще нужно будет содействовать через систему налогообложения, такую практику можно будет продлить. Если же данная форма защиты окажется более не нужной, тогда можно будет вернуться к старой системе контроля доступа. Фишер воспротивился бы идее о возвращении к старому режиму. Он преследует цель не просто гарантировать авторам их гонорары, но и установить систему, поддерживающую, по возможности, самый широкий спектр «семиотической демократии». Однако цели семиотической демократии будут достигнуты, если завершатся прочие изменения, мною описанные, в частности, ограничения на производное использование.