Виталий Бугров - О фантастике всерьез и с улыбкой

Так оно и происходит в повести. Русские инженеры Гремин и Русанов первыми организуют внутреннее сопротивление режиму технократии. Это сопротивление растет, и настолько неотразимы и сильны его идеи, что уже и лучшие представители вчерашней "элиты" включаются в борьбу за уничтожение несправедливого строя. В том числе и Джемс Брайтон, резко порывающий в конце концов со своим окружением.

И вот на обломках изжившей себя технократии вырастает Земля Побеждающей Мысли...

Выше я говорил о современном звучании первой повести Оссендовского. Очень злободневной представляется мне и мысль, проведенная во второй его повести. С помощью дубинки рай на земле не построить - вот что утверждает писатель. Это та самая мысль, которую в 1935 году вложил в свою киноповесть "Облик грядущего" поздний Уэллс, та самая мысль, которая и сегодня очень остро звучит в произведениях фантастов. Да и только ли в произведениях фантастов?!

Через несколько лет после первого знакомства с повестями Оссендовского мне вновь встретилось это имя - в очередном томе "Литературной энциклопедии".

Собственно, уже я знал к этому моменту, что химик (кандидат естественных наук), беллетрист и журналист А. М. Оссендовский родился в 1876 году в древнем русском городе Опочке Псковской губернии, в семье врача. Знал я, что в годы великой революции - бурные годы "грядущей борьбы", оказавшейся совсем не за горами, - судьба писателя не была безоблачной и прямолинейной: одно время (правда, в неясном для меня качестве) гостил А. М. Оссендовский даже в лагере белого барона Унгерна, от которого узнал якобы секрет зарытых бароном награбленных сокровищ (они, кстати, не найдены и до сих пор).

Из "Литературной энциклопедии" узнал я и о том, что в 1922 году Оссендовский попал в Польшу, где и осел, целиком, по-видимому, отдавшись литературной деятельности. В энциклопедию-то он и включен как польский писатель, ибо написал - уже на польском (и английском) языке - большое количество ("несколько десятков" - утверждает энциклопедия) приключенческих повестей, исторических романов и книг о путешествиях. Некоторые его книги (писатель умер в 1945 году) переиздаются и в народной Польше.

Что ж, пусть Антон Мартынович Оссендовский числится в энциклопедии польским писателем. Пусть в традиционных квадратных скобках, раскрывающих псевдонимы, уточняющих имена, проходит он как Оссендовский ФердинандАнтони.

Для меня-то несомненно, что первые его повести написаны человеком, со дня рождения жившим в России. Свидетелем и, по всей вероятности, активным участником грозных событий 1905 года (ибо был осужден и находился в заключении по 1907 год). Человеком, который и после поражения первой русской революции сохранил, судя по повестям, оптимистический взгляд на будущее.

И небольшие повести эти, на мой взгляд, нельзя списывать со счета, упускать их, говоря об истоках русской советской фантастики.

До Барнарда был... Доуэль

"Даже если умрет последний пациент Барнарда - значение этой операции огромно. Дан толчок науке. Зажглась новая надежда для многих больных..."

Вы, конечно, догадываетесь, о чем идет речь? Сенсационные сообщения об эксперименте доктора Барнарда обошли в конце 1967 года всю мировую прессу. Ученые оживленно комментировали на страницах газет дерзкую попытку хирурга из Кейптауна пересадить неизлечимо больному человеку чужое сердце. Читатели с волнением ждали новых сообщений. Успех? Или опять горькая неудача?..

В те дни мне невольно приходили на ум прочитанные когда-то строки:

"Голова внимательно и скорбно смотрела на Лоран, мигая веками. Не могло быть сомнения: голова жила, отделенная от тела, самостоятельной и сознательной жизнью..."

В волнующую, неправдоподобно волшебную историю уводили эти строчки - в историю, где была тайна, было преступление, была борьба простых и честных людей за торжество правды, за разоблачение жестокого преступника. Было все, что так завораживает нас в детстве...

И вот эта давняя уже теперь статья в февральском номере "Литературной газеты" 1968 года.

"Еще не улеглись страсти с пересадкой сердца, а уже говорят об изолированном мозге...

Нет, не следует думать, что проблема изолированной головы может быть решена в течение нескольких месяцев. Нужна очень большая работа, но мне не представляется это более трудным, чем анабиоз или преодоление индивидуальной несовместимости тканей..."

Известный советский хирург Н. М. Амосов, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР, лауреат Ленинской премии, детально обосновывал в этой статье все "за" и "против" огромной научной проблемы... Мог ли я не вспомнить снова об Александре Беляеве?

Мне захотелось перечитать его книгу об удивительной жизни головы, отделенной от тела. Перевернув последнюю страницу этого увлекательного романа, я так же неудержимо захотел познакомиться с самим фантастом. А после этого я уже просто не мог не поделиться всем, что испытал во время этого знакомства...

В 1925 году во "Всемирном следопыте" был напечатан первый его рассказ "Голова профессора Доуэля". Первоначальный вариант едва ли не самого знаменитого ныне его романа. А в 1941 году - перед самой войной - в издательстве "Советский писатель" вышла последняя при жизни писателя книга роман "Ариэль".

Между этими двумя датами уместилось шестнадцать лет. Шестнадцать лет поисков, надежд, разочарований. Больших творческих удач. Горьких (потому что вынужденных) перерывов в работе. Шестнадцать лет - и десятки рассказов, повести, пьесы, сценарии, наконец, семнадцать романов!..

В предвоенной советской литературе я не нашел больше примеров такой удивительной верности научной фантастике.

Кто же он - Александр Беляев? Каким путем пришел он в литературу, где покамест, вроде бы очень четко отграничившись один от другого, безраздельно властвовали Жюль Верн и Герберт Уэллс? И какая сила помогла ему не только выдержать мелочную, часто незаслуженную придирчивость современников - не читателей, нет, критиков! - но и утвердить в заповедной Стране Фантазии свой, истинно беляевский, неповторимо разнообразный уголок: монстров доктора Сальватора, мужественного мыслителя Доуэля, жизнерадостного Тонио Престо и изобретательного Вагнера, парящего в небе Ариэля и восторженно трубящего на спине дельфина в свой рог Ихтиандра?..

К моменту появления первого рассказа фантасту было уже сорок лет.

Семь лет под строгим надзором духовных отцов - Беляев-старший, сам будучи священником, и сыну своему прочил духовную карьеру. А порядки в смоленской семинарии были действительно суровые: без "особых письменных разрешений ректора" семинаристам запрещалось даже чтение газет и журналов в библиотеках!

Безудержное увлечение театром. "Если вы решитесь посвятить себя искусству, я вижу, что вы сделаете это с большим успехом" - это замечание К. С. Станиславского, право же, имело под собой почву. "Г-н Беляев был недурен... г-н Беляев выдавался из среды играющих по тонкому исполнению своей роли..." так оценивала местная газета роли, сыгранные Беляевым в театре смоленского Народного дома. "Г-ну Беляеву" в те дни шел восемнадцатый год...