Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть первая

Однако и сами администраторы, воспитанные александровской бурно-реформенной эпохой, были многие основательно либеральны, и ещё же состояли в тех комиссиях общественные участники. И министерство Игнатьева получило изрядный разнобой ответов. Некоторые комиссии высказывались за уничтожение черты оседлости. «Отдельные же члены[комиссий] – и их было не мало» – признали единственным правильным решением еврейского вопроса – отмену вообще всех ограничений [688]. – Напротив, виленская комиссия формулировала, что евреи «овладели экономическим господством, „благодаря ошибочно понятой общечеловеческой идее равноправности, вредно применённой по отношению иудейства в ущерб коренной народности“; еврейский закон дозволяет „пользоваться всякою слабостью и доверчивостью иноверца“. „Пусть евреи отрекутся от своей замкнутости и обособленности, пусть откроют тайники своей общественной организации, допустят свет туда, где посторонним лицам представляется лишь мрак, и только тогда можно будет думать об открытии евреям новых сфер деятельности, без опасения, что евреи желают пользоваться выгодами национальности, не будучи членами нации и не неся на себе долю национального бремени“ [689].

«В отношении проживания в деревнях и сёлах комиссии признали необходимым ограничить права евреев»: или вовсе запретить там жить, или обусловить согласием сельских обществ. Права владения недвижимостью вне городов и местечек – одни комиссии предлагали вовсе лишить евреев, другие – установить ограничения. Наибольшее единодушие проявили комиссии в том, чтобы запретить евреям питейную торговлю в деревнях. Министерство собирало мнения и от губернаторов и, «за редкими исключениями, отзывы местных властей были неблагоприятны для евреев»: изыскивать, как оградить христианское население от столь надменного племени как еврейское»; «от еврейского племени нельзя ожидать, чтобы оно посвятило свои дарования… на пользу родины»; «талмудическая нравственность не ставит евреям никаких преград, ежели дело идёт о наживе на счёт иноплеменника». Но, например, харьковский генерал-губернатор не считал возможным предпринимать ограничительные меры против всего еврейского населения, «без различия правого от виноватого»; он предлагал: «расширить право передвижения евреев и распространить среди них просвещение» [690].

Той же осенью по представлению Игнатьева был учреждён специальный (уже девятый по счёту) «Комитет о евреях» (из троих постоянных членов, из них двое профессоров), с задачей: обработать материалы губернских комиссий и составить из того единый законопроект [691]. (Существовавшая же с 1872 «Комиссия по устройству быта евреев», есть восьмой комитет, была вскоре упразднена, «по несоответствию её назначения с настоящим положением еврейского вопроса».) Новый Комитет исшёл из убеждения, что цель слияния евреев с прочим населением, к чему правительство стремилось последние 25 лет, – оказалась недодостижимой [692]. Поэтому «трудность разрешения запутанного еврейского вопроса вынуждает обратиться за указанием к старине, к тому времени, когда разные новшества ещё не проникли ни в чужеземное, ни в наше законодательство и не успели ещё принести с собой тех печальных последствий, которые обыкновенно наступают, когда к данной стране… применяются начала, противные духу народному». Евреи издавна считались инородцами и должны считаться таковыми [693].

Комментирует Гессен: «дальше… не могла пойти самая реакционная мысль». А: если уж заботиться о национальных устоях, то за минувшие 20 лет можно было позаботиться о подлинном освобождении крестьянства.

И правда же: Александрово освобождение крестьян – дальше разворачивалось в смутной, недоконченной и развращающей крестьян обстановке.

Однако: «в правительственных кругах ещё находились люди, которые не считали возможным вообще изменить политике предшествующего царствования» [694], – и они были на крупных постах, и сильны. И часть министров воспротивилась предложениям Игнатьева. Видя сопротивление, он разбил предлагаемые меры на коренные (и потому требующие нормального процесса, продвижения через правительство и Государственный Совет) и временные , которые по закону допустимо было принять и ускоренным, упрощённым порядком. «Дабы сельское население убедилось, что правительство защищает его от эксплуатации евреев», – воспретить евреям постоянное проживание вне городов и местечек (где и «правительство бессильно защищать их от погромов в разбросанных деревнях»), воспретить покупать и арендовать там недвижимость, также и торговать спиртными напитками. А по отношению к уже живущим там евреям: предоставить сельским обществам право «выселять евреев из сёл по приговорам сельских сходов». – Но другие министры, особенно министр финансов Н. Х. Бунге и министр юстиции Д. Н. Набоков, не дали Игнатьеву осуществить эти его меры: отклонили законопроект, опираясь на то, что нельзя принимать столь обширные запретительные меры, «не обсудив их обычным законодательным порядком» [695].

Вот и толкуй о безграничном злостном произволе российского самодержавия.

Коренные меры Игнатьева не прошли, а временные прошли в сильно усечённом виде. Отвергнуты были: возможность высылки из деревень уже живущих там евреев; запрет им заниматься там питейной торговлей; и – запрет аренды и покупки земель. И только под опасением, что вокруг Пасхи 1882 погромы могут повториться, – было принято, и как временная же мера, до полной разработки всех законов о евреях: запретить евреям вновь, отныне поселяться и вступать во владение или пользоваться недвижимым имуществом вне городов и местечек, то есть в сёлах, а также «торговать по воскресениям и христианским праздникам» [696]. На тамошнюю недвижимость «приостановить временно совершение купчих крепостей и закладных на имя евреев… засвидетельствование… арендных договоров на недвижимые имущества… доверенностей на управление и распоряжение сими имуществами» [697]. Этот обломок от всех задуманных Игнатьевым мер был утверждён 3 мая 1882 как «Временные правила» (известные как «майские»). Обломок – и Игнатьев через месяц уже вышел в отставку, созданный им «Комитет о евреях» прекратил своё недолгое существование, а новый министр внутренних дел граф Д. А. Толстой тотчас издал строгий циркуляр против возможных новых погромов, возлагая на губернские власти полную ответственность за своевременное предупреждение беспорядков [698].

Таким образом, по «Временным правилам» 1882 евреи, поселившиеся в сельских местностях до 3 мая, не выселялись; их экономическая деятельность там существенно не ограничивалась. К тому же правила эти «применять лишь в губерниях постоянной оседлости евреев», не в губерниях глубинной России. Ограничения не распространялись и на врачей, адвокатов, инженеров, т. е. лиц, имеющих «право повсеместного жительства по образовательному цензу». Ограничения эти не касались также «существующих ныне еврейских колоний, занимающихся земледелием»; и ещё был немалый (а потом всё возраставший) перечень сельских посёлков, в которых «в изъятие» от «Временных правил» разрешено селиться евреям [699].