Александр Хинштейн - Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги

Как угодно можно было относиться к Чубайсу, но не признавать его чисто большевистский, железный характер и исключительные волевые бойцовские качества было как минимум, непростительной самонадеянностью.

Ответный удар не заставил себя долго ждать. 4 ноября 1997 года разъяренные Чубайс с Немцовым отправились на дачу к Ельцину в «Горки».

Напрасно Дьяченко с Юмашевым, перехватившие младореформаторов на полпути, уговаривали их не пороть горячку. («Они сказали мне: „Ты совершаешь самую большую ошибку в своей карьере“», – раскрывал потом Немцов изнанку высокой политики.) Вице-премьеры были полны решимости: либо мы, либо Березовский. Именно так и объявили они президенту.

В своей книге Ельцин весьма подробно воспроизводит этот непростой разговор:

«Начал Чубайс: „Борис Николаевич, готовится мощный накат на правительство… Все нити кризиса в руках Березовского и Гусинского. Информационную войну надо кончать. Если вы уберете Березовского из Совета безопасности, он моментально потеряет свой вес, его мнение никого не будет интересовать, конфликт закончится“.

…вице-премьеры продолжали убеждать меня, что Березовского необходимо увольнять из Совбеза. Человек, который путает бизнес с политикой, не может занимать эту должность. Приводили примеры, говорили, что Березовский подрывает авторитет власти в стране. Это недопустимо».

Ельцин оказался перед тяжелым выбором; как когда-то в июне 1996-го. С одной стороны, за Березовского стояли горой самые близкие его люди – дочь Татьяна, названный сын Юмашев. Но с другой, президент не мог не понимать, какое раздражение вызывает в обществе этот скандальный субъект; да и властные его претензии становились уже невыносимы.

Никто и никогда не вправе был давить на Ельцина, принуждая к кадровым перестановкам: он, может быть, и не прочь был уволить Чубайса, но сам , без нажима извне; точно, как в детском стишке:

«Чем больше было на меня давление общественного мнения, прессы, банкиров, тем яснее я понимал: Чубайса не отдам! – весьма откровенно демонстрирует в мемуарах Ельцин свое уязвленное самолюбие. – Просто потому, что не имею права поддаваться грубому шантажу, наглому давлению. Обязан сопротивляться просто для сохранения в обществе стабильности. Да, Чубайса (я уже принял это решение) необходимо будет убрать из правительства. Но когда это сделать и как, это будет мое решение. А не чье-то».

Глухое раздражение, жившее в президенте все эти месяцы, выплеснулось, наконец, наружу: «Чубайс и Немцов дали мне повод избавиться от надоевшей порядком „тени“ – Березовского».

Через сутки, 6 ноября, Борис Абрамович был уволен с государственной службы. Однако никаких выводов из этого он так и не сделал; потому еще, что вскоре Юмашев – глава президентской администрации – сделает его своим советником: правда, на общественных началах.

(Когда в тот же день в эфире «Эха Москвы» Березовского спросили, кто первым сообщил об отставке и общался ли он сегодня с кем-нибудь по этому поводу, он, в классической своей манере, моментально ответствовал:

«Нет, я узнал вчера».

Даже падая в пропасть, Березовский самым важным считал показать, что по-прежнему держит руку на пульсе; знает все раньше прочих.)

С отставкой Березовского информационная война не только не закончилась, но и, напротив, разгорелась с еще новой силой. По факту ненаписанной чубайсовской книги МВД возбудило уголовное дело. Первого вице-премьера на полном серьезе планировали даже арестовать, но помешал этому, как ни странно, Юмашев, не поощрявший швыряния камнями в стеклянном доме.

Кончилось все тем, что весной следующего года Чубайс навсегда покинул большую политику, с головой погрузившись в электрификацию всей страны.

Справедливости ради следует, впрочем, заметить, что заслуги Березовского не было здесь ни на грош. В марте 1998-го в отставку был отправлен не один Чубайс, а все правительство целиком во главе с премьером-златоустом Черномырдиным; для Белого дома наступала черная полоса – в течение следующих полутора лет в России сменится пять кабинетов кряду.

Ясное дело, при каждой новой рокировке Березовский пытался вставить свои пять копеек; он и про смену черномырдинского правительства говорил, как о деле собственных рук, хотя логики не было здесь никакой.

Вместо Черномырдина в Белый дом тогда пришел выдвиженец младореформаторов 36-летний Сергей Кириенко, с ходу показавший зубы; то есть для Бориса Абрамовича это была даже не смена шила на мыло, а намного хуже, ибо блаженной памяти Виктор Степанович ничего подобного и близко себе не позволял.

Впоследствии Кириенко расскажет, что едва ли не с самого первого дня Березовский всячески пытался повлиять на него, действуя в обычной своей манере; попеременно щелкая кнутом и подманивая пряником.

«Я сразу после своего назначения заметил, что не раз люди противоположных политических взглядов предлагают мне одного и того же кандидата в кабинет министров, – вспоминал Кириенко. – Я отправлял запрос в ФСБ и в МВД. Выяснялось, что хвосты вели в финансово-олигархические группы, в том числе к Березовскому. В общем, этих людей я посылал.

После этого через третьи лица поступили предложения о содействии в размещении полезной для правительства информации в СМИ, предлагали содействие в решении проблем в Госдуме – я отказывался. Появились отдельные негативные публикации, а вслед за этим снова пришли люди с тем же предложением о содействии. Я их опять послал… В конце концов, мне с разных сторон стали объяснять, что я зря не контактирую с влиятельными ФПГ. Говорили, что, отказавшись от сотрудничества, я провоцирую их на борьбу за мою отставку. Так что позицию Березовского я всегда знал».

Но затеять всерьез информационную войну против Кириенко времени у Березовского попросту не хватило; молодой премьер, получивший в народе остроумное прозвище «киндер-сюрприз», и без помощи олигархов был низвергнут в считанные месяцы.

На бесславную отставку Кириенко был обречен изначально. К моменту его назначения российская экономика уже вовсю трещала по швам. Последним и смертельным ударом стала тогда приснопамятная пирамида ГКО – государственных казначейских обязательств.

Если кратко, начиная с 1996 года, правительство, под предлогом острой нехватки средств, брало взаймы у коммерсантов, расплачиваясь взамен долговыми бумагами: казначейскими обязательствами. При этом доходность облигаций росла, как на дрожжах; на каждый вложенный доллар, кредиторы получали уже два, но через год. Или не получали, предпочитая играть на повышение, ибо проценты по ГКО росли каждый месяц, точно в геометрической прогрессии.