Владислав Клембовский - Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924

Знатокам и любителям, по-старинному говоря, ревнителям истории отечественных специальных служб предлагается совсем необычная книга. Здесь, под одной обложкой объединены труды трех российских авторов, относящиеся к начальному этапу развития отечественной мысли в области разведки и контрразведки. На рубеже XIX–XX веков российские и несколько позже советские специалисты негласной войны, как оказалось, имели общую историко-теоретическую и методологическую базу.

Некоторые замечания принципиального характера. Мы исходим из того, что хотя разведка и противодействие ей (контрразведка) стары как мир, системное построение и масштабная деятельность их — это детище двух мировых войн и более чем полувекового противостояния двух систем, получившее наименование «холодной войны». Именно в XX веке тайные войны органично вписались в мировую политику разного уровня, мало того, вошли в плоть и кровь, в глубины сознания людей планеты. В новом тысячелетии с занятых позиций они не намерены сходить. Более того, в постиндустриальный информационный век они обрели новый импульс. Пожалуй, стоит серьезно прислушаться к мнению английского публициста Филлипа Найтли, который убежден в том, что в современном мире «спецслужбы стали источником власти, эдаким тайным клубом элиты и привилегированных лиц», а отсюда его тревожный вывод: «Сообщество спецслужб в конце концов может перерасти самое себя. Будучи уже неподконтрольно правительствам, оно может выйти за рамки своего собственного контроля» [1] Найтли Ф. Шпионы XX века. Пер. с англ. М., 1994. С. 8. .

Вернемся на столетие назад, чтобы определить роль и место российских спецслужб среди крупнейших европейских держав — Англии, Германии, Франции. Общепризнано, что наиболее агрессивной из них была Германская империя (после удачного исхода войны с Австрией и Францией в 60— 70-е гг. XIX века), возомнившая себя способной с помощью грубой силы стать европейским и мировым гегемоном. Остальные державы континента, включая Россию, не намеривались поступаться своими интересами перед лицом нараставшей угрозы, у каждой из них были свои интересы. Бурное развитие военной техники (на базе общего индустриального прогресса) обусловило появление невиданного доселе монстра, имя которому милитаризм.

Военно-политические союзы, массовые армии, генеральные штабы, военный психоз, раздуваемый с помощью печати, — вот та на редкость питательная среда, где размножались бациллы тайных войн. Они породили другого чудовищного монстра — спецслужбы, сердцевиной которых являлись системные организации военной разведки и контрразведки. Вполне естественно, что немецкие милитаристы первенствовали в этом деле. Они заслуженно считались «творцами военного шпионажа». В этих делах им потворствовал сам император. Государственная, военная и политическая элита умело пользовались разведывательной информацией. Французские специалисты, похоже, учились от противного, на собственных ошибках. Их учителями были те же немцы, и надо отдать должное: «острый галльский ум» быстро и успешно освоил чужие уроки. Англичане, имея вековые традиции держать в узде свою империю, в которой «не заходило солнце», с прикидкой на соседей (тех же немцев и французов), неторопливо, на базе собственного опыта, камешек за камешком, основательно возводили свое здание спецслужб.

А что же Россия? Она заметно отставала в этом деле от названных стран. Не в пример немцам, российские полководцы в войне с Турцией (1877–1878) как будто толком и не ведали, что помимо войсковой разведки уже народилась новая отрасль в военном деле — стратегическая разведка и контрразведка. Спустя четверть века — в Русско-японской войне 1904–1905 гг. — все повторилось снова, но в более трагических масштабах. И сами военные, и те, кто взирал на войну со стороны, свои и иностранные специалисты, единодушны во мнении, что Россия не изучила Японию силами стратегической разведки, а также не задействовала все необходимые средства для противодействия ее подрывным и разведывательным усилиям накануне и в ходе войны. Горькие уроки этой войны явятся самым сильным стимулом для энергичного строительства российской разведки и контрразведки. Они вошли в боевой строй русской армии и государства с определенным запозданием, лишь в 10-е гг. XX века.

В чем причины? Русский ли здесь менталитет, элементом которого является простодушие и доверчивость русских как нации? Смешно так думать, зная ее многотрудную тысячелетнюю историю. Привычка «работать» преимущественно грубыми военными методами, не жалея жизней солдатской «скотинки», зная, что на смену выбывшим из строя непременно придут выносливые, неприхотливые воины, которых бессчетно нарожают русские бабы? Такое суждение, может быть, и было отчасти справедливо для глухого средневековья, когда господствовало крепостное право, но обстоятельства-то изменились кардинально. Армии становились массовыми, каждый потенциальный воин заранее был занесен и подсчитан в соответствующих сводках мобилизационных подразделений Генштаба. «Тупость» царизма и, соответственно, бездарные его генералы как прямое свидетельство деградирующей политической системы? (Любимое объяснение большевистских идеологов.) Наивно и слишком просто. Государственная система была дееспособна. Доказательством тому является пусть половинчатая, но реальная модернизация политических структур, осуществленная под натиском мятежных сил (революции 1905–1907 гг.), успокоение страны и последовавший за этим бурный экономический подъем.

Историософская мысль о том, что темпы развития исторического сознания в разных культурах далеко не одинаковы, кажется слишком банальной без анализа действительных (конкретных) причин их проявления в той или иной сфере, В изучаемом вопросе, на наш взгляд, все сказанное, конечно, нельзя сбрасывать со счета, но глубинные причины «отставания» лежат в другом.

Россия жила и действовала среди хищников, по их законам, но сама не была хищницей, страной-агрессором. Российская империя давно уже достигла своих естественных границ. В ее геополитических очертаниях было лишь единственное слабое звено. Таковым являлся нерешенный пресловутый «восточный вопрос», т. е. возможность для России беспрепятственного выхода в Средиземное море через Черноморские проливы. Державе, лишенной гегемонистских устремлений, не было объективной необходимости без особой на то нужды заблаговременно строить органы тайной агрессии — спецслужбы. Для этого, полагали, достаточно иметь традиционную дипломатию, дееспособный институт военного атташата, надежные органы госбезопасности. (Как оказалось, это стало серьезным стратегическим просчетом.)