Владимир Коммунаров - Валерий Попенченко

«Нет, — мелькнуло в сознании Валерия. — Я не дам тебе продать душу дьяволу…» Удар гонга.

Робинсон рванулся из своего угла столь стремительно навстречу Валерию, что Попенченко, чтобы не столкнуться с ним, вынужден был даже отпрянуть назад. Но тут же еще шаг назад и в сторону и… резкий, его коронный встречный прямой правой. Удар был настолько молниеносным, что его даже не уловили ни десятки тысяч зрителей в наэлектризованном зале, ни миллионы теле зрителей.

Робинсон рухнул как подкошенный. Нокаут. Боксер беспомощно раскинулся на полу ринга, а тот, кто отправил его в нокаут, бросился поднимать поверженного соперника. На лице его нельзя было прочесть ни радости победы, ни спортивной злости, ни тем более остервенения. Его лицо выражало лишь сострадание и еще, пожалуй, смущение. Валерий как будто чувствовал себя виноватым. Миллионы телезрителей, смотревших на экране финальные бои Берлинского чемпионата Европы, были свидетелями этого эпизода. Позже Валерий, чуть картавя, а точнее, грассируя, вспоминал: «Конечная цель любого боя — победить противника. Не знаю, откуда это во мне взялось, наверное, от мамы, но мне всегда жалко тех, кого я посылаю «на пол». Мы же не враги, мы — друзья. Я сильнее, ну и что из этого? Ведь быо-то я без злобы. А Робинсон, между прочим, чудесный парень. Мы с ним знакомы не один год, в Берлине часто потом встречались, беседовали, порой спорили и даже пели…»

Потом в кулуарах знатоки бокса, тренеры, сами боксеры с изумлением спрашивали друг друга: «Когда же и как он ударил Робинсона? Никто даже не видел удара». «Но это, — спокойно растолковывал всем Григорий Филиппович, — и есть подлинное искусство бокса: бить так коротко и мгновенно, чтобы ни зрителям, ни судьям, не говоря уже о противнике, не было заметно, как это произошло. В этом-то наш секрет «фирмы», — загадочно улыбался Кусикьянц.

Это был последний бой и последний нокаут Валерия Попенченко. На боевом счету олимпийского чемпиона, двукратного чемпиона Европы и шестикратного чемпиона СССР Попенченко двести двадцать восемь боев, из которых он двести пятнадцать раз выходил победителем. В том числе около ста — нокаутом и за явным преимуществом. Из тридцати международных встреч Валерий проиграл лишь два боя, причем одному и тому же сопернику — поляку Тадеушу Валасеку. Но у него же Валерий дважды и выиграл, причем в Токио — нокаутом…

…Отгремели бои в берлинском «Вернер Зееленбиндер-халле». Но мировая спортивная печать продолжала оживленно комментировать итоги европейского первенства. Американское агентство ЮПИ сообщало: «Финальные бои, по сути, были встречей советской сборной с остальной Европой. И советская команда в этом поединке не потеряла ни одной золотой награды, выиграв все восемь боев. Еще до начала турнира советские мастера были фаворитами чемпионата. От них ждали побед, но что произошло в итоге, оказалось выше всех ожиданий».

Так восемь парней в синих спортивных костюмах — Олег Григорьев, Станислав Степашкин, Виликтон Баранников, Ричард Тамулис, Виктор Агеев, Валерий Попенченко, Дан Позняк и Александр Изосимов, с гербами Советского Союза на груди увезли богиню Победы «Нике» — награду первенства из сраженного в спортивном единоборстве Берлина в двадцатилетие победы над фашистской Германией. Капитан и комсорг сборной Валерий Попенченко был признан лучшим боксером континента и награжден специальным призом — Золотым блюдом.

На Олимпиаду в Мехико Валерия пригласили уже почетным гостем. Валерий должен был сам вручить Кубок Баркера лучшему боксеру Олимпиады.

Я провожал его в аэропорту и в последний момент, буквально у трапа, сунул ему свой блокнот с ручкой, взяв с него слово, что он будет вести олимпийский дневник, день за днем описывая события на ринге и вокруг него.

— Ну и нагрузку же ты мне дал, — сказал Валерий. — Пиши, а потом отчитывайся. Знаю я вашего брата-журналиста. Ведь не слезешь! Точно?

— Ты ведь не только почетным гостем едешь, а телекомментатором, то есть тележурналистом. А раз так, бери блокнот и пиши. Все пиши. Это тебе боевое задание. Понял?

Забегая вперед, скажу: слово он свое сдержал, привез блокнот, полный записей. Правда, записи были скупыми, торопливыми, но все с лихвой окупилось ярким подробным эмоциональным рассказом на квартире у Валеры, в котором принял участие и наш друг, герой Мехико — Борис Лагутин. У меня сохранилась, теперь уже бесценная, магнитофонная пленка с записью этих воспоминаний о трудных стартах и жарком ринге в Мехико.

Уроки Олимпиады, заботы и проблемы большого ринга, о которых так искренне и горячо говорили в тот памятный осенний вечер друзья, на мой взгляд, и сегодня звучат очень злободневно, особенно после провала нашей боксерской дружины в Монреале.

«…Впереди уже не за горами московская Олимпиада, на которой наши советские боксеры должны вернуть свои утраченные позиции на олимпийском ринге», — заявил на одном из заседаний Федерации бокса Борис Николаевич Лагутин — нынешний президент Федерации бокса СССР. Заявление, прямо скажем, смелое. Но ему можно поверить на слово. Борис Лагутин слов на ветер не бросает. Чтобы убедиться в этом, стоит, пожалуй, заглянуть в прошлое, хотя и минуло десять лет, еще раз «прокрутить» пленку, конечно, не всю, а ту ее часть, которая может заинтересовать не только боксеров, но и любого читателя.

Валерий Попенченко:

— Это всего лишь мнение зрителя, тем более, что я впервые видел большой бокс со стороны, за канатами ринга, в необычной для себя роли телекомментатора событий.

Итак, каковы особенности мексиканского турнира в отличии, скажем, от токийского, где мне довелось быть участником. Что потерял и что приобрел за эти годы олимпийский бокс?

Каждую среду и субботу огромный зал «Арена-Мехико», щедро расцвеченный рекламой пивоваренной фирмы «Корона», был переполнен. Здесь разыгрываются бои профессиональных боксеров. Многое видел на своем веку этот зал. Много взлетов и падений звезд мирового бокса пережил он. Но такой затянувшейся бури не помнят даже старожилы.

Это чувствовалось по болельщикам. Окутанный сизыми облаками табачного дыма, зал кипел, бесновался, неистовствовал, особенно когда выступали мексиканцы.

Даже знаменитые итальянские «тиффози» кажутся младенцами по сравнению с мексиканскими болельщиками. Они болеют яростно, самозабвенно, бурно выражая свои эмоции, не стесняясь в формах их выражения.

Олимпийский ринг выдержал и вынес все. Ярким белым пятном одиноко маячил он, огороженный канатами, этот единственный кусочек суши среди кипящего людского водоворота.

Вначале их было триста двенадцать из семидесяти одной страны. К концу «плавания» осталось лишь сорок четыре боксера. Двадцать два вышли на последний бой, и, наконец, одиннадцать, увенчанных лаврами победителей, поднялись на капитанский мостик олимпийского корабля.