Василий Мизин - Снайпер Петрова

— Товарищ сержант, — обратился он к командиру орудия Порфирию Доде, — комбат приказал разнести мельницу в мелкие щепки, спалить, окаянную, уничтожить снайпера, пулемет.

— Сробим!

Как только ушел связной, появилась Петрова:

— Порфиша, сынок! Где-то тут первый батальон? Она тяжело дышала, жидкие пряди волос прилипли к вспотевшему лбу, изредка подолгу откашливалась. Раненых помогала перевязывать, эвакуировала их…

— Батальон ваш рядом, слева от нас. Лежит недвижимо. Вон с мельницы бьют. Сейчас мы их успокоим!

Расчет сержанта Доды разворачивал орудие на мельницу. Наводчик ловко крутил ручки, устанавливая заданный прицел. Прогремел выстрел, второй… С третьего мельница загорелась.

Батальон пошел в атаку.

Вечером 25 августа Москва салютовала освободителям города Тарту.

На следующее утро, когда 284-й стрелковый полк был уже далеко за городом, Петрову догнала переводчица Лида Наумова-Молева. Они любили в свободную минутку вспомнить свой Ленинград, его огни и сады, Неву и все, что было дорого сердцу. На этот раз Лида очень удивила старшину:

— Нина, а ты знаешь, что на тебя фрицы жалуются. — Лидия Ивановна достала небольшой словарик, который постоянно носила с собой. — Вот специально для тебя записала, не пожалела корочки. Слушай, что говорят пленные: «Русские стреляют дьявольски метко, все попадания — в голову, между глаз, в шею».

Петрова сдержанно улыбнулась.

В политдонесении тоже не обошли снайперов молчанием:

«В последних боях успешно действуют наши снайперы. Знатный снайпер дивизии, инструктор снайперского дела старшина Н. Петрова в последних боях из своей снайперской винтовки уничтожила 33 немца. В числе уничтоженных — подавляющее большинство офицеров, снайперов, наблюдателей. Теперь на счету у Петровой 54 уничтоженных немецких солдата и офицера».

После короткой беседы и обмена домашними письмами из Ленинграда Лида поинтересовалась:

— Нина, а письмо ты получила?

— Какое?

— Как какое! Хорошее, теплое. Командир дивизии и начальник политотдела написали лично тебе поздравительное письмо.

— За что бы?

— Чудачка, за отличную службу! Какая еще баба в пятьдесят лет будет сидеть в окопе на самой передовой, — Переводчица перевела дыхание и продолжила: — Письмо-то отпечатано в типографии, и бумагу нашли хорошую, — Она порылась в карманах гимнастерки. — Да вот оно, возьми! Во всей дивизии его читают, до каждого солдата велено довести… На, бери!

— Не надо. У меня оно есть, комбат вручил.

— А молчишь…

— Хвастать рано. Война еще не кончилась.

…Противник крепко зацепился за небольшую возвышенность, что лежала на пути батальона. Пришлось залечь, окопаться. Командный пункт расположился в подвале дома, окруженного со всех сторон фруктовыми деревьями и кустами.

Петрова сидела на крылечке на самом солнцепеке и беседовала со старшим лейтенантом-артиллеристом.

— Знаете, Нина Павловна, я четвертый год воюю и еще ни разу не был ранен, а с передовой даже в баню не отлучался.

— В этом нет ничего удивительного, — заметила Нина Павловна. — Артиллеристам вообще везет. Но я тоже не обижаюсь на судьбу: воюю с вами, товарищ старший лейтенант, на передовой безвылазно и только одно легкое ранение.

— Не будем жаловаться. Но если уж нас стукнет, старшина, то, видать, сразу.

Фашисты начали артиллерийский обстрел, но снаряды пролетали мимо беседующих и рвались за домом в лощине.

В это время с батареи прибежал связной и позвал офицера на огневую позицию. Артиллерист едва успел спрыгнуть со ступенек, как на его месте разорвался снаряд. Двоих убило наповал, несколько солдат получили ранения. Старший лейтенант упал недалеко. Его ранило в обе руки и ноги, а Нину Павловну, как мяч, отбросило взрывной волной в траншею, ударило каким-то обломком, свалившимся с крыши, и оглушило.

Обстрел усилился. Комбат, все время наблюдавший в стереотрубу, оставил свой наблюдательный пункт и поспешил в подвал. Очередные снаряды метко легли на чердак, а при втором залпе снова без промаха — в комнаты…

— Метко лупят, сволочи.

Среди яблонь рвались снаряды и мины. Дом горел В подвале творилось невероятное. Обрушился пол. Потолок и крыша — все с треском сыпалось туда. Красноватое облако заполнило все углы дома и в разбитые окна вырывалось наружу.

— Где старшина Петрова? — спросил Сидоров солдат, разбиравших завал, когда кончилась артподготовка.

— Здесь была, сам видел — на крылечке сидела, — ответил Сережа Казантаев. Он приводил в порядок свою радиостанцию.

Вытащили одного из пострадавших, но разве скоро узнаешь, когда лицо сильно изуродовано, а обмундирование покрыто толстым слоем пыля?

— Никак она, мама Нина, — высказал кто-то свое мнение.

— А ты, браток, сначала на сапоги посмотри, не меньше чем сорок третий.

В это время в подвал спустилась Нина Павловна. Оглохшая, контуженая, она что-то невнятно говорила. Комбат бросился к ней навстречу:

— Где вы пропадали?

— В траншее отлеживалась, туда упала…

Старшине Петровой было приказано незамедлительно отправляться в медсанбат в сопровождении медсестры.

В медсанбате ее встретили старые знакомые. С букетом полевых цветов пришел Дима Левейкис.

На третий день она писала домой: «Сейчас нахожусь в медсанбате, поступила на «мелкий ремонт». В последних боях контузило, оглохло левое ухо и болит очень спина…»

…Получив очередное пополнение, 86-я стрелковая дивизия снова пошла в наступление и с каждым днем приближалась к берегам Янтарного моря.

От очередной партии раненых, прибывших на лечение, Дима Левейкис узнал, что дивизию скоро куда-то перебросят. Этими новостями он поделился с Ниной Павловной.

— Спасибо, Дима. Сердце мое чувствует, что задерживаться в медсанбате нельзя: стала плохо спать по ночам, боюсь, как бы не отстать от своего полка.

Она сходила к командиру и поделилась с ним своими соображениями, заверила, что чувствует себя хорошо и вполне здорова. Ее просьбу учли. Через два дня Дима и несколько сандружинниц проводили ее с попутной санитарной машиной в свой полк.

Конец января 1945 года. Разбитая дорога выматывала последние силы солдат. Всех одолевала усталость, клонило в сон. Держась за орудия батареи Ткачева, понуро брели пехотинцы. Счастливчики сидели на станинах, прижавшись друг к другу, и спали, несмотря на сильную тряску и ветер — резкий, колючий.

Командир батареи шел обочиной. Ему хорошо была видна немного сгорбленная под тяжестью солдатской ноши женская фигура. Комбат догнал Нину Павловну и предложил:

— Товарищ старшина, вы бы отдохнули малость. Не зря говорят, что в ногах правды нет. Найду вам местечко на любом орудии.