Мой ГУЛАГ. Личная история

Мама после этой страшной ночи с арестом пошла в гости к жене одного знакомого священнослужителя. И говорит: «Вот ты знаешь, у меня такое горе!» — «А какое у тебя горе?» — «Мужа забрали». — «И у меня забрали». Вместе поплакали, вместе помолились. Но вскоре общину закрыли.

Предложили избрать пресвитера, чтобы хотя бы был проповедник. Но все были напуганы: убивают людей. Если я пойду — меня тоже убьют. А папа не боялся. Он в руки Бога доверил все, он говорил так: «Что Бог допустит, то и надо принимать». Он до самого ареста участвовал в богослужениях — не бежал, не скрывался. Некоторые, конечно, считают, что это неправильно. Вот уже потом разные толки были: можно было уехать, где-то скрыться. Но отец считал, что нельзя так поступать. Все равно как уйти с поля боя.

После ареста отца мама ходила в Кресты [20] «Кресты» — следственный изолятор в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург), один из наиболее крупных в стране. Расположен по адресу: Арсенальная набережная, 7. . Передачи носила.

Три недели принимали передачи, а потом перестали. Сказали, что всех арестованных перевели в дальневосточные лагеря без права переписки. А фактически их убили и привезли на Левашово. Вот такая была история. Убивали в Большом доме [21] Большой дом — Управление НКВД по Ленинграду и Ленинградской области, находящееся по адресу: проспект Володарского, 4 (ныне Литейный, 4). , вот там вот, через речку.

Я помню, еще Крупская [22] Крупская Надежда Константиновна (1869–1939) — революционерка, советский государственный, партийный деятель, организатор и главный идеолог советского образования и коммунистического воспитания молодежи. Супруга В. И. Ленина. была жива в тридцать девятом году, жена Ленина [23] Ленин (Ульянов) Владимир Ильич (1870–1924) — основатель Советского государства, крупный партийный и политический деятель. В 1917–1924 годах глава советского правительства. Идейный вдохновитель «красного террора», инициатор ликвидации оппозиционных партий, репрессий в отношении «социально чуждых элементов» (дворянства, духовенства и др.). С декабря 1922 года в политической деятельности не участвовал из-за тяжелой болезни. Умер в усадьбе Горки (Московская губерния). , и я ей написал письмо, чтоб она сообщила, где мой папа. Ее секретарь сказала, что папа выслан в дальневосточные лагеря без права переписки. А я тогда спросил: «А когда он напишет?» — «Ну, как ему разрешат, так и напишет». Вот такие были ответы.

Через некоторое время и нас с мамой отправили в ссылку на десять лет в город Рыбинск. На сборы нам дали сутки.

Помню такой случай. Мама работала на механическом заводе вахтером, на проходной. А у нас украли карточки хлебные. Мы стали молиться. Господи, видишь, у нас нет ни кусочка хлеба. Мне давали по карточкам 400 граммов, а маме — 600. Килограмм давали двоим на день. Карточек нет — хлеба нет. А больше нечего есть. Нигде в магазинах ничего нет, ничего не купишь. Да и денег нет. Ну вот и молились Богу, чтобы дал кусочек хлеба. И вот что произошло, как мама рассказывала: «Сижу я на проходной, дежурю, смотрю, едет на санях хлебовоз, везет хлеб. А сзади два пацана прицепились к нему, к этому ездовому. Но он сидит впереди, а сзади стенка свободная. И полозья торчат, мальчишки на полозья встали, вырезали отверстие в стенке ножом и несколько буханок на снег бросили. А буханки тогда большие были. Схватили мальчишки по буханке и удрали». Мама смотрит, что еще одна буханка упала рядом, а другая — чуть подальше. Буханки лежат. Думает, приедет же ездовой, спохватится, что недостает у него по счету. Пусть и берет. Но так и не приехал до утра. Она взяла эти буханки, принесла домой. Такая была радость! Бог послал нам в нашу нужду кусочек хлеба. Я помню, одну буханку мы выменяли на кастрюлю. Кастрюли у нас не было, не в чем было варить первое. А вторую буханочку растягивали на неделю, пока не получили карточки. Вот такая история была. Бог не оставляет, если ты его любишь.

Вскоре началась война. Но вы знаете, все в руках Бога. Я могу ошибаться, конечно. Но не затем ли нас Бог выгнал из Питера в Рыбинск, чтобы мы от голода не умерли во время блокады? В Рыбинске и бомбежек почти не было. Несколько раз пролетал немец, сбили его. На площади потом показывали этот самолет. Я туда тоже ходил, смотрел. Нас напугали, что они в чешуе, с рогами. А потом как-то пленного увидел. Такой же мужик, как и наши. Только рыжий. Все, больше ничем не отличается. Ну, и так как-то себя убедил, что все это пропаганда.

Когда бомбили, люди страшно пугались, на стены лезли от страха. Помню такие картины: соседка в одной сорочке бегала по двору, обезумевшая от страха, не знала, куда ей деваться. Во время тревоги, бомбежек люди стали приходить к нам домой, спасаться. Мама у них спрашивала: «Почему именно к нам приходите?» — «С вами же Бог!» — отвечали.

Зимой 1948 года мама отказалась сотрудничать с НКВД, за это нас с ней разлучили, ее отправили в Новосибирскую область, на север Транссибирской магистрали, на торфоразработки. В другую ссылку.

После окончания техникума мне дали направление в город Брянск. Я стал работать на заводе «Дормаш». Я тогда писал всем, везде, в разные инстанции. Ворошилову, Берии [24] Берия Лаврентий Павлович (1899–1953) — нарком (министр) внутренних дел СССР (1938–1945; март — июнь 1953), в 1946–1953 годах член Политбюро (Президиума) ЦК ВКП(б) — КПСС, в 1941–1953 годах заместитель, 1-й заместитель председателя СНК (СМ) СССР. Организатор массовых репрессий. После смерти Сталина — один из главных претендентов на верховную власть в стране. Арестован в июне 1953 года по обвинению в «измене Родине в форме шпионажа и заговоре с целью захвата власти». Расстрелян. Не реабилитирован. писал, добивался реабилитации, ну, а толку никакого не было. Но в один момент вызывает меня секретарь директора завода (у нас громадный завод, несколько тысяч рабочих) и говорит: «Арефьев, вам телеграмма». Ну, я взял телеграмму, прочитал, а это телеграмма от мамы, три слова: «Еду, радуюсь, мама» — и стал подпрыгивать от радости. Секретарша смотрит на меня в недоумении: «Арефьев, что с вами? Что случилось?» Я говорю: «Вам не понять созвучий песен нежных». Очень я рад был, что мама возвращается из ссылки. И вот мама ко мне приехала, устроилась заведующей гостиницей. От завода была гостиница для командировочных специалистов. Но после ссылки у мамы в паспорте был так называемый параграф номер девять, запрещающий проживание в больших городах, тем более в областных. А Брянск — это был областной город. И пришлось ей уехать. Устроилась она сторожем в парке в маленьком городке Тверской области — охраняла прогулочные лодки.

Я переехал в Москву, окончил курсы, получил специальность водителя. Работал в гараже на 600 автомобилей, он тогда стоял на месте храма Христа Спасителя. Я начал свою работу в тот момент, когда Сталин умер. На Красной площади гудели гудки, остановился транспорт. И вот вышел к водителям начальник нашей колонны и говорит: «Одна собака умерла, другая будет». Знаете, для меня это было как мечом по голове: как он мог сказать? На Сталина так сказать!