Матти Фридман - Безродные шпионы. Тайные стража у колыбели Израиля

Среди других обитателей лагеря отметим Давида по кличке Дауд, женатого мужчину, у которого скоро родится дочь, только он, увы, так ее и не увидит, и Эзру, веселого шутника, просившего товарищей приучить его побоями выносить пытки. Всем запомнился случай, когда Эзра, больно зажав себе причиндалы, заорал: «Все равно ничего не скажу!» Присутствующие покатились от хохота — чего не сделали бы, знай они заранее его судьбу. Еще в лагере тренировались двое из Дамаска: диверсант Рика и его рыжеволосый дружок Бокай. Одному предстояло сыграть героическую, другому — трагическую роль.

Рика так описал свои первые впечатления от этого причудливого уголка еврейского военного подполья: «Старый граммофон оглашал лагерь громкой арабской музыкой. Он стоял на табурете, грозившем вот-вот рухнуть. Двое плохо одетых парней сидели за столиком и увлеченно резались в нарды, выкрикивая цифры по-арабски и на иврите. В „тихом“ углу читали газеты два „интеллигента“. Прочь сомнения: мы попали в лагерь Арабского отдела Пальмаха, он же Черный отдел».

«Черным» отдел прослыл потому, что евреи из Восточной Европы, хлынувшие в Пальмах и составлявшие в то время большую часть еврейского населения Палестины, иногда называли ближневосточных евреев «черными». В наше время это прозвище трудно счесть забавным, в те времена тоже не все видели в нем юмор. Поэтому ивритское «шахор» («черный») заменяли звучащим почти так же словом «шахар» («заря»). Отсюда официальное название — отдел «Заря», или просто «Заря». Это слово фигурирует во многих разведывательных донесениях; когда разведчики перемещались за границу, они выходили в эфир с этим позывным. Но чаще всего отдел все-таки называли Арабским; так же поступаю и я.

Появление в лагере Гамлиэля вызвало некоторое удивление: его письма из Бейрута еще не дошли, и было опасение, что он попался и увеличил число погибших до четырех.

Отдел уже был к этому готов, и не он один: в те трагические первые недели Войны за независимость ни в одном подразделении Пальмаха по всей стране не обходилось без потерь по мере того, как на горле маленького мира еврейской надежды — Земли Израиля, Эрец-Исраэль — сжималась смертельная удавка [2] Страна, подобно героям этой истории, носит множество имен. Британцы в период своего правления (1917–1948) называли ее Палестиной. Тамошние арабы называли ее так же (по-арабски «Фыластын»), хотя многие не признавали границ, проведенных западными властителями, и считали себя частью большого арабского или исламского единства. Для евреев эта страна была Землей Израиля, Эрец-Исраэль, или просто Землей, га-Арец. Палестинцами арабов Палестины стали называть позже, тогда же возникло понятие «израильтяне». Я предпочитаю называть любого так, как он сам себя тогда определял, — арабом или евреем. — Примеч. авт. .

Гамлиэль и все остальные освоили мастерство в тихие предвоенные годы. Они проникали в арабские города за пределами Палестины и перенимали диалекты их обитателей, учились вводить их в заблуждение, собирали всевозможные сведения для информационной службы Хаганы. Все это время евреи готовились к неминуемому столкновению: самые проницательные среди их лидеров предвидели недалекое будущее. Иногда агенты сообщали сведения, имевшие военную ценность, — например, о слете вооруженных людей в Наблусе, на котором командир арабского военного ополчения произнес такие слова: «Независимость не дают, ее берут силой, и мы должны доказать миру, что способны добиться независимости своими собственными руками!»

Иногда они делились своими впечатлениями об арабском мире и царящих в нем настроениях. Материалами такого рода интересовалась британская Служба общественного наблюдения в годы Второй мировой войны, когда осведомители, внедренные в народную гущу, информировали о разговорах и слухах, помогая улавливать, в какую сторону развивается общественное мнение. Агент Отдела пересылал, к примеру, выжимку из проповеди, звучавшей в деревне во время пятничной молитвы: «В проповеди ни слова не было о политике, речь шла только о благотворительности и о том, чтобы подкармливать бедных тем, что родит земля».

В донесении могло говориться даже о популярности египетского музыкального фильма «Приключения Антара и Аблы»: «Кинофильм произвел на них сильное впечатление, теперь все распевают песенки из него».

Или такая зарисовка о забастовке, объявленной арабскими лидерами Хайфы в ответ на политические устремления евреев летом 1947 года, за несколько месяцев до начала Войны за независимость: «Я видел толпу детей, 20–30 человек, и шестерых вожаков 25–30 лет; они ходили по району, скандируя: „Кто откроет лавку — тот предатель“. За полтора часа моей прогулки я видел, как они колотили палками по каждому проезжавшему мимо еврейскому автобусу, потом бросали камни, в нескольких автобусах были разбиты окна. Вожаки пытались это прекратить. На углу улиц Лукас и Маунтен-уэй толпа наткнулась на бронеавтомобиль полиции и разбежалась».

Иногда агенты предоставляли материал, который никак нельзя было назвать разведывательным. Так, учитель Саман заинтересовался арабскими пословицами, приказал своим подчиненным собирать их и посулил награду — бутылку содовой или увольнительную на полдня. У Ицхака сбор пословиц вошел в привычку, много лет спустя он даже издал брошюру с сотней находок. Например, таких:

Сытый не знает, что на душе у голодного.

Когда падет верблюд, появится много ножей.

Все это казалось, наверное, легкомысленным и несерьезным в феврале 1948 года, когда Гамлиэль вернулся, пусть ненадолго: после десяти недель войны жизнь в лагере изменилась до неузнаваемости. Еврейские силы, оказавшиеся в отчаянном положении, требовали разведданных с такой настойчивостью, что выжившие агенты сбивались с ног. Пытаясь уловить, в каком направлении развиваются события, они присылали донесения вроде этого из Яффо:

Частный автомобиль с номерным знаком 6544 используется [Арабским] Национальным советом.

Взрослым раздают листовки с запретом детям до 15 лет находиться на улице во время забастовки.

Жители покидают квартал Маншия со своим имуществом.

Собеседник-араб высказал мнение о скорой вспышке насилия.

На улице Саламе в 19 часов 25 молодых людей в хаки разбились на пять групп по пять человек.

Представляю себе автора этого донесения, сидящего в дешевом кафе или курящего на ступеньках почты: он наблюдает за происходящим вокруг и как бы невзначай спрашивает прохожего, не считает ли тот, что грядет кровопролитие.