Владимир Пропп - Неизвестный В. Я. Пропп

Моя жизнь вступает в какой-то большой последний кризис.

Только деятельность может поднять потерянное равновесие. Я вновь счастлив.

В городе. Я теряю ориентиры во времени. Этот дневник — моя опора, чтобы не терять эти ориентиры.

Я из города. Цветы посажены. Я отдыхаю. Является Бялый [316] Бялый Григорий Абрамович — профессор кафедры русской литературы ЛГУ, известный ученый, филолог. с женой. Я безмерно счастлив. Все лучшее, что у нас есть — на стол. Он чувствует себя хорошо. Я рад. Условились. Я к нему через 2 недели, т. е. 11 + 1 – 1 = 25.

(Нет записи. — А. М.)

Спокойный день. Маленький дождь и солнце. Обед в ресторане. Вечером попытка сходить в кино. Касса закрыта.

Поливал утром цветы. Занятия: [Запись прервана. — А. М.]

[Нет записи].

Цветы принялись хорошо. Утром поливаю. Счастлив. Мне от всего нужно отказаться. Никто не может этого понять, ни с кем об этом нельзя говорить.

Работалось хорошо.

Андрюша [317] Андрюша — см. прим. 191. не хочет подыматься с постели, скандал. Я заканчиваю статью — сегодня хочу кончить, завтра ехать в город с утра для просмотра непредусмотренных Андреевым сборников (т. е. вышедших позже).

С утра в город. Письма от Некрыловой [318] Некрылова Анна Федоровна — студентка ЛГУ, ученица В. Я. Проппа. и Криничной меня радуют. Пишу ответы. А[настасия] Я[ковлевна] [319] Анастасия Яковлевна Антипова — см. прим. 184. приносит бандероль: статья Юдина. Нужен отзыв. С трудом читаю и понимаю. Тяжеловесно, не выпукло. Пишу отзыв. Это отнимет часа три. До кумулятивных сказок не дошел. Горячая ванна меня оживляет.

С утра на дачу. Привез чудесную землянику. Болезненная умственная усталость. Ничего не хочу делать. Глубоко наслаждаюсь опушками леса. Цветы.

Вечером прогулка по парку санатория «Репино». Парк разрушен, вытоптан. Обнажен песок, который начинает надвигаться. Дюна явно перемещается. Часть деревьев имеет обнаженные корни, часть деревьев явно снизу засыпана. Все искупает вечернее море с чистым, тихим небом. Человек не может испортить моря и горизонта. Мне в глубине души грустно, охватывает глубокое одиночество.

День памяти Ек[атерины] Кузьм[иничны] [320] Екатерина Кузьминична Антипова — теща Владимира Яковлевича, мать его второй жены. : в Ленинграде все вместе.

Утром возвращение в Репино. Андрюша в первый раз купался. Тепло.

С утра все вместе в Репино — магазин.

Поджидаю Элю. Утром занимаюсь, проверил сборник Карнауховой.

Сборн[ик] Карнауховой внесен. Утром ревизия всего текста. Приехали Муся и Эличка. Сердечная встреча.

Работу в основном кончил. Надо внести еще кумул[ятивные] ск[азки] из Никифорова (если есть). Дождь и гром.

В Комарове у Бялого, которого мы не застали. Моя работа кончена в той мере, в какой это можно сделать на даче.

Я еду в город. Надо завершить рукопись, но мне не хочется.

В городе. Кончил статью. Письма от Миши, Вити [321] Шабунин Виктор Сергеевич. См. прим. 297. . Мише ответил.

Утром пишу письмо Шабунину. У нас были Геня и Н[ина] Я[ковлевна] [322] См. прим. 240. . Читал «Вадима».

Бесцветный день. Читал «Княгиня Литовская». «Вадим» [323] «Княгиня Литовская», «Вадим» — романы М. Ю. Лермонтова. — внутренне более зрелая вещь. Днем мы у Н[ины] Я[ковлевны] в Сестрорецке.

Вечером мы должны быть у Бялого. Охоты нет никакой. Были у Бялого и Маког[оненко]. Мак[огоненко] не хочет меня отпускать [324] Макогоненко Г. П. (см. прим. 255) не хотел отпускать В. Я. Проппа с преподавательской работы. .

Нет записи.

Жара 30°. Я чувствую себя плохо. Вчера — расстройство. Вялость. С памятью лучше.

Днем или вечером выехать в Л[енингра]д.

10 ч. у[тра] был у Муси. Был у Муси (так! — А. М.). Сердечная встреча с Эличкой и детьми.

Рано утром я в Репино.

Резкая перемена погоды — шторм, холод. Я еду в город, чтобы закончить статью.

В городе, в библиотеках и дома продуктивно работал.

В Репине. Утром: шлифую статью.

В городе: кончена и отшлифована статья. Написаны письма: Макогоненко (14/VIII), редактору изд[ательст]ва Вост[очной] Литер[атуры] о морфологии.

Вечером: Макогоненко, Бялый, Берта Григ[орьевна] [325] Берта Григорьевна Еремина — вдова И. Г. Еремина. , Ляля Еремина [326] Валерия Игоревна Еремина — дочь И. Г. Еремина. . Мак[огоненко] меня не отпускает. Пусть спец. курс, что-нибудь еще (несколько лекций). Как будет понят мой уход нашими врагами. Я нанесу вред ему и кафедре. — Я согласился не подавать заявления. Моя нагрузка: спец. курс + что-нибудь. За столом очень оживленно и весело.

У колодца за водой вечером упал и, кажется, надломил себе ребро. Мучительная ночь. Во всех позах плохо. Лучше всего стоять и ходить.

Лиза [327] Антипова Елизавета Яковлевна — вторая жена В. Я. Проппа. и Андр[юша] уехали на дальнюю прогулку с утра на весь день. Я один дома. Боль в ребре. Все так же.

Я переехал в город. Поликлиника: рентген. Сломано два ребра. Лиза проявляет величайшее терпение. Привезла меня с дачи, достала машину в городе, водила меня в поликлинику, наложила мне повязку, купила мне продуктов. Была со мной ласкова, предупредительна, не жалела себя.

Я в смутном состоянии. Ничего не делаю и не хочу и не могу делать.

Литература никогда не имеет ни малейшего влияния на жизнь, и те, кто думают, будто это влияние есть и возможно, жестоко ошибаются. «Ревизор» не действовал на взяточников, а статьи и воззвания Толстого о смертной казни не остановили ни одного убийства под видом казни, а у нас казнены уже миллионы, а палачи возведены в газетах в герои. Юбилей ГПУ с музыкой и спектаклями, а те, кто видел наши застенки (я видел [328] Владимир Яковлевич в 1932 г. был арестован органами ОГПУ и подвергнут допросам, проведя в изоляции, по одному источнику 11, по другому — 76 месяцев. Поводом для ареста, по семейным преданиям, послужила его переписка с бывшим учеником, уехавшим за границу. и кое-что знаю), только и могут, что сидеть по углам и быть незаметными. Литература сильна тем, что вызывает острое чувство счастья. И Гоголь велик не тем, что осмеивал Хлестакова и Чичикова, а тем, как он это делал, так, что мы до сих пор дышим счастьем, читая его. В этом все дело, не в том, что , а в том, как . А счастье облагораживает, и в этом значение литературы, которая делает нас счастливыми и тем подымает нас. Чем сильнее поучительность, тем слабее влияние литературы. Самые великие никогда не поучали (даже хотели этого), они были.