Владимир Пропп - Неизвестный В. Я. Пропп

— Так они числятся в плену. С трех сторон стреляли. Наши бежали — страсть. А только не могли бежать. Очень хороший человек был.

— Кто?

— Господин доктор. Все очень его даже любили. Если сахар у него был или что, всегда бывало, скажет: не хочешь ли, вот, сахару. Да.

— А вы кто?

— А я рядовой 196-го Писарского полка, Фофанов Иван Васильев, отпущен на поправку. Язва желудка определилась. Господин доктор, спасибо, определил и еще сахару дал. Да, очень хороший был человек.

В поведении этого человека было что-то странное. И почему он все время говорит «был человек». А сейчас?

Федя стал рассматривать вещи Бобы. Из белья была одна только серая шерстяная рубашка, которую Боба еще давно носил дома. Когда Федя разложил рубашку и когда потом он взял в руки его очки, то из этих двух вещей вдруг составился весь Боба, так близко, так живо, как будто он только что вышел из кухни, как будто он сейчас вернется, заговорит. Федя увидел каждую складку его веселого полного лица, услышал вибрации его голоса. Это совершенно, совершенно невозможно, что он убит. А если...?

— Слушай, говори ты Христа ради толком! В плену он или другое что с ним?

Но Фофанов опять начал говорить про мешок, и что немцы стреляли с трех сторон.

— А вещи откуда?

— А вещи доктор Шибловский велели передать.

— Кто?

— Доктор Шибловский.

— Кто это?

— А это наш младший врач, в одной землянке жили с вашим братом.

— И что он еще велел сказать?

— Скажи, говорит, что они в плен взяты.

— И больше ничего не велел передать?

Федин голос поневоле сделался раздражительным и строгим.

Фофанов вдруг встал, отогнул шинель, залез глубоко в карман своих брюк и с хитрым видом положил на стол какой-то маленький сверкающий предмет. Предмет оказался двумя золотыми обручальными кольцами, связанными шелковым шнурком.

Сердце <���Феди> болезненно застучало.

— Что это?

— А это, изволите видеть, два колечка.

— Золотые?

— Так точно.

— Откуда же они?

— Доктор Шибловский велели передать.

— А что же ты сразу не передал?

— Виноват, так приказал доктор Шибловский.

— Почему же?

— Испугаются еще, говорит.

Все это было очень странно. Если Боба был обручен, почему здесь два кольца? Не хотел ли Фофанов просто присвоить эти кольца? Федя их рассмотрел. На одном была надпись «Александра» и дата, на другом надписи не было.

Федя молчал, стараясь угадать связь.

— А про кольца доктор Шибловский ничего не говорил?

— Так точно, говорили. Это, говорит, кольца двух солдатиков, которые умерли на перевязке, дали доктору кольца, чтобы отвез родным.

Федя чуть было не поколотил Фофанова. Он облегченно вздохнул, велел его накормить, дал ему денег и ушел.

Через месяц бесстрастная рука почтальона сквозь дверь просунула письмо: это была открытка от Бобы.

Письмо было покрыто красными, лиловыми и синими печатями Красного креста, почты Германии, стран транзита России и продолговатыми печатями цензуры: geprüft [123] Проверено (нем.). . Каждая печать говорила: я не доверяю. Она смотрела, как глаз, сердитый в бессилии. Сквозь все печати прорывались слова. Боба писал, что он в плену, что он жив и здоров и просит прислать посылку.

Больше ничего не было.

Рукопись В. Я. Проппа «Древо жизни» (ф. 721, оп. 1, № 97–98) хранится в Рукописном отделе Пушкинского Дома и публикуется впервые.

Откровенный, порой исповедальный тон повествования, легко ощутимый автобиографический характер рукописи (изменены имена и фамилии, но автор придерживается действительных событий и фактов), позволяют отнести «Древо жизни» к жанру автобиографической повести.

Что побудило известного ученого, фольклориста обратится к этому жанру? Понимание самоценности человека и его внутреннего мира или желание лучше понять свою судьбу? Трудно сказать. Пропп с детства любил читать биографии. Он со страстью поглощал книги с биографиями немецких романтиков из библиотеки отца. Интерес к человеку и самоанализ был ему свойственен всегда, поэтому обращение к автобиографическому жанру не случайно. «Я должен написать историю своей жизни, — сказал себе в свое время Стендаль, — может быть, когда она будет написана, я наконец узнаю, какой я был...» [124] Стендаль. Собр. соч.: В 15 т. М., 1959. Т. 13. С. 8.

В 1932 г. Пропп начинает писать повесть «Древо жизни». Отбирая в памяти наиболее яркие события прошлого, он не отступает от их хронологического изображения: детство, отрочество, юность. Но не события как таковые и не описание быта прошлых лет, которое лишь играет вспомогательную (но не ностальгическую) роль, интересуют автора. Взгляд ребенка, познающего мир; ранимость подростка, чувствующего свою инородность в семье; острое переживание юношеского одиночества — вот то психологическое направление, которому следует Пропп.

Для тех, кому дорого внимание к личности, в особенности к личности подростка, повесть «Древо жизни», не лишенная к тому же и художественных достоинств (отметим хотя бы мастерство портрета), представляет безусловный интерес. Для тех же, кто знаком с научными работами ученого или знал Владимира Яковлевича Проппа лично, предельная искренность повести вызовет глубокое сочувствие.

Повесть «Древо жизни» публикуется с автографа, в котором фрагменты белового текста перемежаются с фрагментами черновой рукописи. Часть повести написана карандашом и представляет собой трудночитаемый и выцветающий текст. Встречаются грамматически неоформленные предложения. В этих случаях была допущена минимальная редакторская правка. Текст при этом (отдельные слова, группы слов или части слов) дается в ломаных скобках. Сокращения и трудночитаемые слова также раскрыты в ломаных скобках.

Выражаем благодарность Т. Л. Кукушкиной за выполнение переводов с немецкого языка.

Публикация Н. А. Прозоровой.

Что побудило меня извлечь эти письма из их хранилищ, снова вчитаться в них, перепечатать, соединить вместе? — Причина в извечном человеческом стремлении удержать дорогие нам мгновенья, не дать им исчезнуть в потоке времени, а то, что ушло, минуло, — воссоздать в доступной мере силой своей памяти и воображения, своего сознания и чувства.

3 января 1972 г. я писал старшей дочери Воли:

«Милая Мусенька! [125] Мусенька — Мария Владимировна Пропп (р. 1924) — дочь Владимира Яковлевича от первого брака.

В последнее время я все чаще вспоминаю о Воле. Мне его очень недостает, и все тянет думать о нем, мысленно быть с ним.

В моем «архиве» хранятся 182 письма Воли ко мне <...>. Перечитывая их, я вижу, что для людей близких эти письма уже сами по себе представляют несомненный интерес. Если же их снабдить некоторыми пояснениями, интерес еще возрастет.