Евгений Зубарев - Наш человек в Киеве

Один рослый, крепко сбитый мужик лет сорока, не пугаясь стоящих рядом нациков, вдруг прямо мне сказал, что думает и про правительство, и про войну, и про националистов, развязавших гражданскую войну.

А закончил он прямо как на трибуне, резкими громкими лозунгами:.

— Мрази все. Нацисты тоже мрази! И пусть мне кто-то из них скажет, что они не мрази! — подняв огромные кулачищи к небу, грозно закричал он.

На него смотрели со страхом и восхищением.

— Эй, ты! Ты, да, я тебе говорю! Ты сам мразь! Сепарская мразь, что ты тут скулишь, скотина, по морде давно не получал? — раздался звонкий юный голос со стороны штурмовиков, и я автоматически поднял камеру на плечо, ожидая снять яростную драку или жестокую расправу, кому как повезет.

Но ничего не случилось вообще. Рослый крепкий мужик опустил голову и попятился куда-то в сторону, остальные переселенцы тоже вдруг смолкли, беспокойно поглядывая по сторонам.

Я опустил камеру и пошел к себе в хостел.

Теоретически по выходным я мог особо не надрываться — редакции, как правило, хватало какой-нибудь небольшой новости с парой фотографий. Но в эту субботу украинский сегмент Интернета взорвался с самого утра: «Третий Майдан!», «Новая революция!», «Восстание в Киеве!». Заголовки будоражили воображение.

Обнаружив эту истерику за утренним просмотром анонсов, я с сожалением отставил горячие сливки с гренками, схватил камеру, пронеся по коридору под изумленным взглядом Алены Григорьевны, и в буквальном смысле побежал на Крещатик.

Пока я несся, мне успел дважды позвонить директор с гневными вопросами: где материал, и почему я, ленивая скотина, еще не на месте событий.

Увы, на Майдане ничего особенного не происходило. Ну да, вместо трех обычных палаток с пикетчиками там их стояло пять штук. Ну, сцена на площадке под стелой была украшена чуть немного большим количеством плакатов, чем обычно. Ну, на Крещатике прибавилось количество героев Восточного фронта. Но в целом это никак не выбивалось за границы повседневной суеты Майдана.

Я сделал несколько фотографий смартфоном, переслал их в редакцию, потом позвонил девчонкам на выпуск и отдиктовался небольшой новостью. Писать большой материал было явно не о чем.

В ответ в третий раз позвонил директор.

— Почему в украинских СМИ истерика, а у нас на сайте — тишина? У тебя там революция или концерт самодеятельности?.

— Да нет тут никакой революции, — оправдывался я. — Или мне надо тут все лично возглавить, чтобы что-то у них завертелось?

— Ищи организаторов, делай с ними большое интервью. Никто у нас здесь не может понять, кто это такие. Сделай так, чтоб мы были первыми. Не спи, иди работай.

Я вернулся к подножию стелы, вокруг которой стояли палатки, и начал искать лидеров намечающихся беспорядков. Но никто из праздношатающихся вокруг людей не выглядел руководителем. Все они охотно отвечали мне, что начальство где-то рядом, стоит лишь как следует поискать, но не давали никаких примет или контактов этого самого начальства.

Я засунул голову в ближайшую палатку. Там, прямо на грязном полу, валялись новенькие спальные мешки, коробки с консервами, какая-то пестрая литература, наваленная кучей, и листовки в пачках.

На одной из пачек с листовками сидел уже известный мне киевский зоолог, профессор Степан Гопала из института Шмальгаузена, и говорил на чистом русском языке, обращаясь к коробке консервов:

— … в животном мире Украины, как и в политике, в реальности никакого выбора у самки нет, как нет и политической свободы на Украине. Энтомологи неоднократно наблюдали, как самки чешуекрылых давали оплодотворить себя нескольким самцам, не осмеливаясь отталкивать никого из них, как не отталкивают политики самых разных спонсоров, не рискуя отказать никому, просто из элементарного чувства самосохранения. У ночных бабочек также было замечено, как самка сидела абсолютно безучастно, пока вокруг нее летало много самцов. Когда же один, наконец, опускался к самке, остальные исчезали, как исчезает иллюзия свободы после прихода к власти даже самых оголтелых либералов…

— Господин Гопала! Я — журналист. Не расскажете нашим читателям о социал-дарвинизме в украинской политике? Пожалуйста!

Авторитетный ученый повернулся ко мне, свет из тамбура палатки осветил бледное лицо. Мне показалось, что он усмехнулся тонкими бесцветными губами, и даже подмигнул мне.

— Примечательно, что в мире людей иллюзий не меньше, чем в мире насекомых. Женщины в мире людей, как правило, отказывают духовным или физическим уродам- самцам, так же поступают и самки насекомых. Хотя большое значение в человеческом обществе имеют деньги, наследство, родство, но многочисленные примеры из животного и политического мира свидетельствуют о том, что выбор все равно всегда делает самец, даже если он духовный или моральный урод, как и большинство украинских политиков, — сообщил мне профессор довольно бодрым голосом, но потом вдруг затих.

Я постоял еще с минуту в неудобной позе, просунувшись в палатку наполовину. Всемирно известный ученый молчал, тупо глядя перед собой, в пирамиду коробок с консервами. Через несколько минут мне стало скучно, затекли ноги, и я выбрался наружу.

Там ничего принципиально не изменилось. По-прежнему вокруг с деловым видом энергично бегали мужики в камуфляже с разным необычным хламом в руках, а на лавочках или даже прямо на тротуарной плитке сидели и призывно щурились местные дамы в мехах или синтепоновых куртках. Я стеснительно отводил от них взгляд.

Потом мне стало очевидно, что с таким настроем интересный репортаж я сегодня не сниму. Тогда я отважно сунулся в самую большую палатку на Майдане.

Внутри там оказалось практически пусто. Лишь в самом темном ее углу, метрах в пяти от входа, храпел рослый бородатый мужик в камуфляже. От этого мужика даже на таком расстоянии отчетливо разило перегаром, и я разочарованно выбрался наружу.

Возле знаменитой стелы Майдана широким полукругом были расставлены скамейки. Я сел на одну из них. Вокруг по-прежнему происходила некая суета — кто-то тащил покрышки, кто-то нес доску. Несколько человек рядом клеили огромный транспарант на боковую стенку стелы. На транспаранте было написано: «Смерть ворогам!», а чуть ниже: «Импичмент!».

Но все это выглядело как-то не по-настоящему, очень театрально. Стороннему наблюдателю могло показаться, что эти люди вокруг не шины, пачки и доски таскают, а декорации к фильму под названием «Третий Майдан». Участникам представления это все было неинтересно, я это чувствовал буквально своей кожей, а также матрицей своей видеокамеры.