Евгений Зубарев - Наш человек в Киеве

— Семен, давай отрежем дяде сломанные ножки и пришьем новые. Так делал доктор Айболит, помнишь, когда лечил зайчика, у которого трамвай отрезал ножки…

Семен согласился и жестко пнул меня самокатом по второй, здоровой ноге.

Тут мне стало ясно, что играть с этими детьми дальше небезопасно. Я попробовал встать и покинуть поле боя, но не вышло. Поле боя стремительно превращалось в операционную — близнецы уже тащили из кладовки простыни и две палки, видимо, изображающие пилы для ампутации.

Остановить это удалось простым вопросом:

— Дети, а откуда вы возьмете новые здоровые ножки для меня?

Потом я поднапрягся и процитировал:

— И сказал Айболит: «Не беда! Подавай-ка его сюда! Я пришью ему новые ножки, он опять побежит по дорожке».

В коридоре хмыкнули, и следом из-за поворота вплыла Алена Григорьевна, как всегда, в белом халате и белой косынке на круглом добродушном лице.

— Слушайте, а ведь правда, откуда доктор Айболит взял новые здоровые ножки для зайчика? — вслух удивилась хозяйка и подмигнула мне.

— Отрезал у другого зайчика, — не сговариваясь, хором предположили близнецы, оглядываясь по сторонам в поисках донора конечностей.

— Ну да, у зайчика — у мотоциклиста, наверное, — не удержался я.

В коридоре еще раз хмыкнули, и оттуда появилась довольно полная светловолосая девушка лет двадцати пяти.

Она разглядывала меня с откровенным любопытством, слегка растягивая в вежливой улыбке пухлые чувственные губы. Помада на них была, на мой взгляд, слишком яркой.

— Доброе утро, я — Игорь, — официально представился я.

— Доброе утро, я — Анна. Вы уже уходите?

— Да, дела, к сожалению.

— Надеюсь, это не мои дети вас разбудили? Они такие хулиганы, вы уж их извините.

— Нет, что вы, вы меня извините, это я тороплюсь. Просто у меня встреча через двадцать минут, — соврал я привычно и, сдержанно улыбнувшись матери и дочке, бочком протиснулся к дверям.

На Бессарабской площади торговцы еще только разворачивали лотки, и в поисках утреннего кофе я свернул на Крещатик. Там, в небольшом киоске, я получил свой бумажный стаканчик из рук молоденькой продавщицы и пошел было дальше своим стандартным маршрутом в сторону Майдана, но не дошел — на широкой площадке возле здания городской администрации толпились очередные демонстранты, и я замедлил шаг. Как правило, перед зданием КГА аккуратно протестовали мелкие торговцы, или борцы за снижение коммунальных тарифов, или даже борцы за права животных.

Я подошел поближе, разглядывая этих очередных борцов. Интересно, что никогда я не встречал здесь борцов за право на родной для большинства украинских граждан русский язык, за право на свободу слова или на право на защиту от фашиствующих молодчиков.

На сей раз демонстрантами оказались, опять-таки, ларечники — судя по плакатам, которые они неспешно разворачивали, чиновники попрали их права на торговлю алкоголем. На мой взгляд, попрали вполне справедливо — торговля сомнительным пойлом, действительно, нуждалась в регулировании, которое невозможно было осуществить в нелегальных ларьках — а и, которыми сейчас был усеян весь Киев от центра до окраин.

Но и митингующие вызывали сочувствие — это были продавцы, преимущественно женщины лет сорока и старше, в неброской дешевой одежде, усталые внешне и внутренне. Вообще, женщины с усталым взглядом некрашеных глаз мне стали попадаться в Киеве все чаще. Они не хотят быть привлекательными, они даже не пытаются изображать успех, как это принято где-нибудь на Западе или в России, — нет, они всем своим видом показывают, что не живут, а выживают, и совершенно не стесняются этого обстоятельства.

Я постоял в толпе рядом с ними, послушал вечные разговоры о непослушных детях, дорожающих продуктах, сволочах-чиновниках и собрался идти дальше, потому что снимать такое смысла нет — наш читатель видел все это уже сто раз, и интереса подобный репортаж точно не вызовет.

Но рядом с толпой продавщиц вдруг показались напряженные, коротко стриженные молодые люди в черных кожаных куртках — их становилось все больше, пока до меня не дошло, что готовится большая заваруха. Я достал камеру из пакетика, и тут же, как по команде, вокруг началось множественное движение молодых людей, послышались команды:

— Первая десятка, выдвигаемся!

— Стас, бери своих, и давайте со двора! Там окно на первом этаже, оно без решетки, ломай раму и заходи!

— Все пошли, никто не отстает!

Продавщицы с не меньшим, чем у меня, изумлением наблюдали за действиями боевиков. Толпа молодых людей решительно пошла ко входу в администрацию, некоторые из мужчин на ходу забирали у демонстрантов плакаты и, перехватив поудобнее, шли с ними наперевес, как с копьями, к огромным деревянным дверям, гневно выкрикивая обрыдлые уже слоганы:.

— Украина понад усе!

— Героям слава!

— Смерть ворогам!

— Геть москалей!

Под традиционные лозунги украинских националистов толпа беспрепятственно зашла в холл первого этажа, но дальше, на лестничном марше за вторыми дверями, ее встретила жидкая шеренга полицейских и охранников в светло-зеленой форме. Через небольшую щель в дверях были видны напряженные лица обороняющихся.

Я с огромным трудом пробился сквозь толпу крепких молодых людей в холл. Боевики мне не мешали, а иногда и помогали пройти, увидев камеру на плече:

— Це дело, нехай журналюги снимут, как киевская власть беспредельничает!..

У дверей, ведущих на лестницу, шло активное противостояние — запереть их, похоже, не успели, и теперь обороняющие мэрию охранники с трудом сдерживали напор боевиков.

— Разом! Разом! Разом!

Несколько минут раскачивания полуприкрытых двустворчатых дверей дало ожидаемый результат — створки распахнулись, полностью открыв диспозицию обороняющихся. Всего на лестнице оказалось не более двух десятков испуганных охранников и пара полицейских. Последние демонстративно стояли, буквально сложив руки на груди, и всем своим видом показывая, что они здесь только наблюдатели.

— Ну что, москалики, приплыли! — раздался у меня под ухом торжествующий голос одного из вожаков атакующей толпы.

— Выдергивай зеленых человечков! — донеслась еще одна команда.

— А ну, иди-ка сюда, сволочь! — закричал ближайший ко мне мужик в черной кожаной куртке и неуловимо быстрым движением сократил дистанцию с охранником напротив. Тот не успел отпрыгнуть назад и был схвачен цепкими сильными руками, которые тут же потащили его по холлу прочь. Другие руки, сжатые в кулаки, наносили удары по лицу несчастного.

Никто из охранников в цепи напротив даже не дернулся, чтобы спасти коллегу, — они просто стояли у дверного проема и смотрели в щель между полураскрытыми дверями, как их товарища избивают руками и ногами.